Поколение, к которому принадлежит президент Путин, пришло в политику в конце 80-х. Григорий Явлинский, Егор Гайдар, Анатолий Чубайс, Николай Федоров, Борис Немцов, Ирина Хакамада, Юрий Болдырев… Они были яркие, их переполняли идеи, в них влюблялись, как в поп-звезд.

При всей разнице во взглядах и пристрастиях в них было много общего. Возраст — от 30 до 40. Биографии — без опыта партийно-советской работы.

Образование — высшее и выше высшего. Надежды. Амбиции.

Сегодня им — от 40 до 50. Они лидеры политических партий, государственные чиновники, крупные бизнесмены. Надежды. Амбиции. Только теперь в них мало общего. Каждый из них мог стать президентом, но стал — Владимир Путин. Почему он, не самый яркий и не самый известный из круга своих блестящих ровесников? Как сложилась политическая судьба поколения Путина — об этом в новой рубрике «Московских новостей»

Если Явлинский не будет участвовать в следующей президентской гонке, то миллионы его избирателей, вероятно, вообще не станут голосовать.

Впрочем, с той же степенью вероятности они могут не проголосовать и в обратном случае. Если Явлинский будет участвовать в президентской гонке.

НЕПРОСТОЙ КОНТИНГЕНТ

Ранний избиратель раннего же Явлинского был, конечно, наивен. Ему казалось, что обвалить советский режим и на руинах построить новое здание — задача, решаемая здравствующим поколением. Причем «задача» тут ключевое слово. А значит, ставить следует на того, кто в состоянии предложить способы решения. Явлинский их предлагал.

Он разрабатывал программы. Программа перехода к рынку «500 дней», программа совместных действий России и Запада «Согласие на шанс», проект экономического договора между бывшими советскими республиками… Ни один из этих проектов не был реализован.

Задача все очевиднее сопротивлялась решению. В 92-м Явлинский выступил с резкой критикой реформ Гайдара — реформы пошли дальше. В 93-м пытался остановить конфронтацию Ельцина и парламента — «Белый дом» расстреляли из танков. В 94-м протестовал против первой чеченской войны — в Грозный вошли танки. В 96-м предлагал немощному президенту равноправный союз — напрасно. В 99-м противился второй чеченской войне — она идет до сих пор.

— Вы обманули надежды своих избирателей.

— В чем же?

— Они голосовали за вас, а победил Ельцин. Они снова голосовали за вас, а победил Путин.

— Думаю, что большинство избирателей голосовало не столько за меня, сколько за себя. И в этом смысле их надежды не обмануты. Бывают исторические обстоятельства, в которых максимум на что я и мои избиратели можем рассчитывать, — это на то, чтобы наше мнение было услышано и учтено в реальной политике. Вероятно, один раз в10 — 12 лет может сложиться ситуация, когда вокруг такой партии, как наша, и вокруг такого избирателя, как мой, объединится большинство… Но повторю, в любом случае отданные нам голоса ни разу не пропали. Однажды я Путину сказал: «Готов согласиться, что у вас 90 процентов избирателей, а у меня 10. Но ваши 90 без моих 10 ничего в стране не сделают».

— Не думаю, чтобы у вас и у ваших избирателей не было более амбициозных задач. А вы в первый раз стали четвертым, во второй — третьим.

— И тем не менее именно мои избиратели значительно повлияли на ситуацию в стране. И то, что у нас окончательно не наступил фашизм, — их заслуга. На каждых выборах власти с крайним неудовольствием убеждались: есть миллионы избирателей, которые никогда не согласятся с их коррупцией, воровством, идиотской экономической и социальной политикой, насилием.

Конечно, хочется, чтобы нас было больше. Но тогда и я могу спросить: а сколько своих друзей вы убедили голосовать за нас?

— Предполагаю, что интеллигентные люди — а это по всем оценкам ваш основной избиратель — не склонны навязывать свои симпатии другим.

— Ну и не надо навязывать, надо убеждать. Почему нет? Ведь это борьба за возможность нормально жить в нормальной стране. Надо помогать, не стесняться друг друга, говорить вслух, на чьей стороне правда. Записная московская интеллигенция обладает глубокими знаниями, высоким интеллектом, она может раскритиковать все что угодно, все подвергнуть сомнениям. Но она никогда не станет публично отстаивать своего кандидата, скорее будет голосовать «из-под палки», за кого скажут. Эта интеллигенция не готова взять ответственность на себя.

— Но именно в нежелании брать ответственность на себя чаще всего упрекают вас.

— Простите за пафос, моя главная ответственность — собственная совесть, человеческая и профессиональная. Приведу только один пример. Война в Чечне. Я дважды строил свою избирательную кампанию на том, что готов взять ответственность на себя и закончить войну в Чечне. Перед парламентскими выборами 1999 года, когда после событий в Дагестане и взрывов в Москве всех охватила военная истерия, только «Яблоко» продолжало оставаться на антивоенной позиции и открыто заявило об этом. Главным в нашей избирательной кампании опять был лозунг: мы справимся с террористами и закончим войну в Чечне. Думаете, это было легко? Когда после начала второй войны я опять выступил с антивоенным заявлением, один из моих близких товарищей пригрозил уходом из «Яблока». Кто еще рискнул взять на себя такую ответственность? Все — СПС, Примаков, Лужков — попрятались под корягу…

Ни одна европейская партия на волне военной истерии, подобно той, которая накрыла Россию в 99-м, вообще не попала бы в парламент, если бы пошла против общего настроения. А мы попали. И сохранили свои 6 — 7 процентов.

— Вам есть что возразить. Вы ведь только пытались взять ответственность на себя, на самом деле понимая, что на ваши плечи она в силу реальных обстоятельств все равно не ляжет: никто не даст вам заниматься урегулированием в Чечне. А вот получить пост в правительстве вы наверняка могли бы. Но всегда сторонились исполнительной власти. Заранее соглашаюсь, что это политический штамп, и все-таки.

Борис Ельцин не раз, правда, непублично, предлагал Явлинскому министерский портфель. Тот неизменно отказывался. Самый скандальный случай — в ходе выборов 96-го года.Явлинскому был предложен пост вице-премьера по экономике. «Да, но после второго тура», — ответил он. «Только накануне», — возразили ему.

Последний раз он занимал пост в исполнительной власти в 1991 году — был заместителем председателя правительства РСФСР по экономической реформе. Готов был стать премьером сразу после дефолта в 1998 году. Впрочем, с предсказуемым результатом.

— Если политик не желает вместе с правительством создавать корпоративно-криминальную систему или, попросту говоря, вместе с ним воровать, это значит, что он «боится взять на себя ответственность»? Предположим, работал бы я в одном правительстве с теми, у кого пропали деньги Международного валютного фонда — не много, всего-то 4 миллиарда долларов, причем перед самым кризисом, о чем недавно заявил Степашин…

— И о чем все знали еще с 1998 года…

— Вот именно. Потому что непрофессионализм и коррупция только нарастали в правительстве начиная с 1992 года. И назначали туда людей несамостоятельных, а точнее, серьезно «повязанных». Нужно мне было работать в этом правительстве?

«Представьте себе художника: и кисти у него хорошие, и краски, и холсты… Картина, правда, не получается. Меня спрашивают, почему не помогаю? Но как? Это все равно что в дурной живописи подправить мазок. Я не могу это подправить. Отдай кисти и отойди — я напишу.» Цитата из Явлинского образца 92-го года. А мог бы сказать сегодня.

—Никто не спорит: вы верны своим принципам, с которыми пришли в политику. Но избиратели устают от неуспеха. Есть ощущение, что Явлинский и «Яблоко» теряют сторонников.

— Ну что же, терпение, господа, терпение. Без этого настоящей политики не бывает. А вообще-то ощущение не вполне отражает реальность. Если смотреть на абсолютные цифры (проценты меняются в зависимости от явки), то вы поймете, что у нас нет особого повода для уныния. На последних президентских выборах за нас голосовало почти 20 процентов по Москве и 12 — 15 процентов в крупных городах России. Хотя, конечно, с прибавкой есть вопросы. Но давайте поймем, что мы боремся с серьезной политической машиной. И это объективно сложно. Не надо заниматься самоуничижением.

— Насколько поражения выбивают вас из седла?

— Не выбивают, но это болезненно. Не просто, когда по существу прав, а выиграть не можешь. Но если знаешь, за что борешься — выстоишь.

— То есть у вас к себе никаких претензий нет?

— У меня их много, но действующего политика столько везде критикуют, что он имеет привилегию не заниматься еще и публичной самокритикой. Выйду на пенсию и напишу большую книжку о своих ошибках.

Десять лет назад мы снимали телевизионную программу с участием Григория Явлинского. Неожиданно для всех в кадр влез мой тогда еще маленький сын. «А что бы вы сделали, если бы стали президентом?» — спросил он Явлинского. Тот молчал 46 секунд — так и оставили при монтаже, а потом ответил: «Не знаю».

— Вы не стали со временем к себе более снисходительны?

— Счет, который предъявляешь себе, — всегда самый жесткий. Все, что удалось, — уже в прошлом. Теперь задачи гораздо сложнее и ситуация опаснее. Надо больше думать, меньше суетиться.

— В отличие от Ельцина, Владимир Путин настолько энергичен, что все его соперники обречены выглядеть вялыми. Вас тоже в этом обвиняют.

— После двух президентских и трех парламентских кампаний пришло время сделать паузу, дать людям подумать, отдохнуть от себя, самому набраться сил и кое-что осмыслить. Что делать, если я не могу, как де Голль, уехать к себе в замок и ждать. Россия по-другому устроена, но паузу все равно надо брать. Это оказалось правильным. Я сейчас чувствую себя очень сильным. И готовлюсь к серьезной борьбе.

КОЛЛЕКТИВНЫЙ ОРГАНИЗАТОР

Избиратель Явлинского — читатель, а то и писатель. Явлинский долго, в отличие от того же Гайдара, оставался любимцем прессы. Не в последнюю очередь потому, что среди пишущих и снимающих было много его избирателей. Газеты (было!) бескорыстно публиковали его программы. Без его публичного комментария не обходилось ни одно политическое событие. Журналисты сбегались «на Явлинского», если кто-то по-приятельски приводил его в редакцию. Список дружественных изданий был некоротким. Все изменилось перед выборами 96-го года. Из предвыборной игры, придуманной Березовским, лидер «Яблока» выпал. Сказано: Ельцин против Зюганова — будущее против прошлого. При чем здесь Явлинский? По старой дружбе газеты еще брали у него интервью, НТВ еще давало эфир. Но все это было уже периферией главного политического сюжета. Конечно, деньги.

Но ведь не только. Был еще и азарт красно-белой схватки, и страх возвратиться в прошлое, и инстинкт самосохранения — много чего.

Явлинский этого не забыл. С тех пор список дружественных изданий стал заметно короче.

— Из прессы трудно понять, чем сегодня занимается Явлинский.

— Из прессы сегодня вообще мало что можно понять: где проплачено, где политическая «заказуха», а где реальная журналистика… Как правило, нет политической дискуссии, нет сопоставления точек зрения. Даже во время выборов никто не выходит с заявлением: это наш кандидат, вот его программа, которую мы поддерживаем.

— Просто не хотим быть партийными. Определиться — по-вашему значит стать под знамена одной партии.

— Но ведь ничего не смущает, когда надо определиться в смысле поддержки Кремля? Во всех прочих случаях играете в объективность, а на самом деле прячетесь в кусты, избегаете определенности. Между прочим, западные газеты не смущаются, прямо называют своих кандидатов. Что не мешает им быть объективными.

Весной 96-го редколлегия «Московских новостей» обсуждала вопрос: стоит ли газете открыто заявить о поддержке кандидата Явлинского? Спорили несколько дней. Решили, что профессиональнее оставаться «над схваткой». В последующие предвыборные кампании к этому уже не возвращались.

— Вас не пускают на телевидение?

— На ОРТ и РТР с 1999 года введена политическая цензура. Это касается таких тем, как ядерные отходы, инфляция, коррупция, положение дел в армии, ситуации в Чечне… Есть политики и эксперты, которых запрещено показывать, потому что они критикуют власть или выносят на обсуждение запретные темы.

— Может, просто заплатить надо?

— А то им мало? Но политические передачи закрыты и за деньги.

ПЛЮС-МИНУС ПРЕЗИДЕНТЫ

Избиратель Явлинского настороженно относится к верховной власти. Он оппозиционер — иногда по убеждениям, но всегда по образу мысли. Явлинский был оппозиционером при трех президентах — Горбачеве, Ельцине, Путине. Но при этом никогда не сжигал мосты, сохранял контакты, в том числе неформальные. Однако детали никогда не попадали в печать.

Летом 91-го Явлинский должен был сопровождать Горбачева на лондонскую встречу «семерки», чтобы представить Западу программу совместных действий, которую он подготовил в Гарварде — «Согласие на шанс». В последний момент он от поездки отказался. Пресс-секретарь Горбачева Виталий Игнатенко спросил: «Как объяснить журналистам это решение?» «Скажите, что у меня изменились обстоятельства», — ответил Явлинский. Через три дня стало ясно, что Горбачев в последний момент отказался от «Согласия на шанс».

Подробности своих неформальных встреч в верхах Явлинский по-прежнему не обсуждает. Хотя ходят слухи, что сегодня они стали чаще и доверительнее.

— Вы были непримиримы к Борису Ельцину, при Путине как-то подобрели.

— Путин не Ельцин. Но, если говорить о моей позиции, она такова: я считаю построенную в стране «управляемую демократию» неприемлемой и опасной.

— Стоит конкретизировать.

— Выборы, и суд, и пресса управляются из одной комнаты. И в этой комнате сидит даже не президент Путин.

— А кто? Опять плохие бояре, которые обманывают доброго царя?

— Эту формулу пустили в ход при Ельцине как раз тогда, когда отстраивалась та система власти, в которой мы живем. И достроил ее президент Путин.

— В чем опасность этой системы?

— Главная в том, что если в эту комнату, откуда управляют людьми, вместо «семейных» придут фашисты, значит, будет фашизм в стране, придут националисты, будет национализм, милитаристы — милитаризм. Этих трех институтов — выборной системы, прессы и суда, если они управляются из одной комнаты, достаточно для того, чтобы повести страну в любом направлении.

— Из того, что вы сказали, следует, что президент в нашей стране не значит ровно ничего.

— Из моих слов следует, что система власти выстроена так, что те, кто находится у рычагов управления, в принципе могут действовать и вопреки желанию президента. Вот, например, встреча Путина и Буша. Она закончилась декларацией и договоренностями о военно-политическом сотрудничестве с США. Если завтра последуют практические шаги, то для значительной части военно-бюрократической и околополитической элиты это может стать таким же знаком, каким стал ново-огаревский процесс.

— Вы предупреждаете Путина об опасности заговора почти так же, как Шеварднадзе когда-то предупреждал Горбачева. Есть ли какие-то факты? Или только политическая интуиция?

— Если бы угроза стала реальностью, мы бы с вами речь об этом не вели. Во всяком случае, на страницах газеты. Ни Янаев, ни Болдин, ни Лукьянов, ни Язов заранее публику в свои планы не посвящали. Поговорите с разными людьми — военными, работниками спецслужб, чиновниками разных рангов, и узнаете, какие там преобладают настроения.

— Как в таком случае могут развиваться события? Ваши варианты?

— В российской политике уже несколько лет формулируется по-настоящему реакционный фланг. Возможно, эти силы окончательно перетянут президента к себе. Возможно, будут пытаться его отодвинуть. Они ставят перед собой задачу: воспользоваться ошибками и просчетами во внутренней, в том числе в экономической политике, для фронтального наступления.

ДРУГИЕ ВРЕМЕНА

Избиратель Явлинского по-прежнему западник, хотя это сегодня не в моде. Вопрос, идти России в Европу или, напротив, в Азию, как и вопрос об особом пути России, для него скорее тест на психическую вменяемость.

— Можно ли рассчитывать на то, что демократический Запад использует свои рычаги, чтобы не дать России скатиться в пропасть?

— Нельзя. Запад, например, согласился с военной хунтой в Пакистане. Там что, какие-то выборы были? Там правит генерал, который пришел к власти в результате военного переворота. Но им воспользовались, потому что так удобно. Недавно Совет Европы заявил, что сейчас самое прекрасное положение с соблюдением прав человека в России. Такова «реал политик».

Вектор развития меняется.

—В чем причина?

— Человечество многое осознало после Второй мировой войны: никого нельзя унижать, никого нельзя презирать, человеческая жизнь превыше всего. Государство — слуга народа, а не хозяин. В основе его устройства — права человека. Экономика должна быть либеральной и направленной на построение социального государства. Но проблема для мира и России в том, что современные политики стали от этих ценностей отходить.

— Мир, «ты одурел»? Кто виноват в этом повороте?

— Безграничная и циничная бюрократия. Нам это слово с советских времен надоело, его даже употреблять не интересно. Но что такое бюрократия? Это — «рыба об лед». Это когда ты ничего не можешь добиться, хоть бейся головой об стену. Надо рассказывать, какую это может вызвать ответную реакцию?

— По-моему, надо.

— Еду я прошлой осенью к избирателям в одну из областей Центрального Черноземья и спрашиваю там: как у вас реагируют на события 11 сентября? Получаю расхожий ответ: американцев жалко, Америку нет. Я говорю: «Ну как же так? А когда дома в Москве взрывали? Это же то же самое!» И мне отвечают: людей жалко, а вас всех во власти — нет. То есть? Объясняют: до вас ведь там, в Москве, не докричишься. Вам же ничего в голову не входит. Вам же все равно, что мы тут умираем без лекарств, дети не могут учиться, наркомания, свет отключают, даже воды и той нет, зарплата в селах 500 рублей в месяц. Ну как вас заставить обратить на нас внимание? Вот вы и получаете.

— То есть мир доконала бюрократия?

— Не только. Другая причина — и тоже общая — промывание мозгов и манипулирование общественным мнением. Всем надоело, приличные люди не идут голосовать. Ле Пена видели?

— Что еще?

— Неустойчивая экономическая ситуация. Никто не знает, что будет завтра. И, наконец, ксенофобия…

— Значит, опора только на внутренние силы, которых, похоже, уже нет.

— А теперь я скажу парадоксальную вещь. Если то, о чем Путин с Бушем договорились в части стратегического партнерства, превратится в конкретные дела, то для России откроются двери в Европу, оттуда может прийти новая энергия. Постепенно придется создавать другое правительство, другое военное ведомство, другой МИД. Следовательно, и вектор задастся другой. Мы разговариваем с вами в особый момент.

— Мне не кажется, что президент уже сделал выбор в пользу западных ценностей. У него роль двойного агента. Есть Путин в экспортном исполнении, есть вариант для внутреннего рынка.

— А он не знает, всерьез ли Запад готов к партнерству или «дурака валяет». И если Запад «валяет дурака», то лучше ему, Путину, не сжигать мосты. Он же президент, и самое его главное дело — сохранить власть. Но долго так продолжаться не может.

Такая внешняя политика и такая внутренняя не могут долго сосуществовать.

— Почему?

— Невозможно. Если лыжи едут в разные стороны — долго ли продержишься?

— Но так бывает…

— Какое-то время, но оно истекает.

— Оппоненты Владимира Путина часто говорят, что он в силу биографии человек с очень специфическим менталитетом.

— Независимо от этого на его плечи — причем достаточно неожиданно — легла тяжелейшая ответственность. Прошло два года, как он работает в Кремле, и сегодня он начинает понимать, что на самом деле происходит в стране. Это во-первых. А во-вторых, он начинает ощущать себя государственным деятелем — такая особенность у кремлевских стен и его должности. Но при этом Путин сознает, что ограничен теми, кто привел его к власти.

Эти люди на то, что он станет государственным деятелем, не сильно рассчитывали.

— Мне казалось, что это миф: «бывшие» держат Путина за руки и за ноги…

— Он вынужден через них действовать. Вот он снимает трубку и кому ему звонить — вам, мне?

— Скорее все-таки вам.

— У меня нет проплаченных чиновников, у меня нет власти на телевидении, у меня нет контроля за финансовыми потоками.

— А у него есть контроль над всем этим?

— Он как-то расставил своих людей, и эти люди стали бороться — кто воевал за передел собственности, кто просто сводил счеты с предшественниками. Но, как мне представляется, сегодня президент видит, что ни старые, ни тем более новые сделать ничего не могут.

— Выход?

— У Владимира Путина есть существенная поддержка избирателей. Это означает, что президент может действовать гораздо более решительно: вернуть свободу слова, проводить нормальные выборы, обеспечить независимость суда, пригласить в правительство приличных людей. Не надо бояться своего народа.

СВЕТЛОЕ БУДУЩЕЕ ОТКЛАДЫВАЕТСЯ

На публике избиратель Явлинского склонен винить в неудачах личных и политических «объективные условия». Но про себя понимает, что это лукавое объяснение.

— Почему именно у нас в России условия всегда подводят? Еще Чехов говорил, того и гляди снег пойдет…

— Давайте спросим себя, почему в Венгрии, Чехии, Польше получились реформы, а у нас не получились? Есть несколько причин, но вот одна из них. Венгры начали в 1956-м, чехи — в 1968-м, поляки — в середине 70-х. А мы начали только в самом конце 80-х. Значит, мы с вами сейчас только готовим то, что будет.

Нравится нам такая роль или нет… Другое дело, мы отстаем очень, можем опоздать на все поезда. И все поезда уедут — уедут, если мы сегодня не будем продолжать начатое движение и готовить почву для тех, у кого реформы в России, наконец, получатся. Этим стоит заниматься. Я и занимаюсь.

Согласится ли этим заниматься избиратель Явлинского? Точный ответ станет известен через два года. Впрочем, Россия такая страна, что за это время может измениться и сам вопрос.

***

ДОСЬЕ «МН»

Григорий ЯВЛИНСКИЙ родился 10 апреля 1952 г. во Львове в семье военного. Окончил вечернюю школу рабочей молодежи, работая слесарем на стекольной фирме «Радуга». В 1969 г. поступил в Московский институт народного хозяйства им. Г.В. Плеханова, в 1976-м — в аспирантуру. Защитил диссертацию по теме «Совершенствование разделения труда рабочих химической промышленности». Работал во «ВНИИуголь» Минуглепрома СССР. С 1984 г. — в НИИ труда Государственного комитета СССР по труду и социальным вопросам. С 1989 г. — в Государственном комитете СССР по труду и социальным вопросам. В 1990 г. назначен заведующим Сводным экономическим отделом Совета Министров СССР. Дважды — в 1990 г. и в 1991-м — был заместителем председателя Совета Министров РСФСР. С 1992 г. — председатель совета Центра экономических и политических исследований. С 1993 г. — руководитель фракции «ЯБЛОКО» в Государственной думе.Трижды подтверждал свои депутатские полномочия. С 1995 г. Явлинский — лидер общественного общероссийского политического Объединения «ЯБЛОКО». С декабря 2001 г. — председатель Российской демократической партии «ЯБЛОКО».

Женат, двое сыновей.