Конечно, это политическое убийство, стоящее в одном ряду со смертью Ю.Щекочихина, А.Политковской, Ф.Бабаева. Это так с точки зрения взаимоотношений власти и граждан, власти и активной части общества, граждан и активной части общества.

Но есть в этом деле черта, которая позволяет говорить о переходе политического террора в новое качество.

Главное в этой черте – Маркелова не за что было убивать. Да, смерть делает все серьезным – и вот в комментариях коллег и правозащитников появляются рассуждения о том, что Маркелов мог быть убит за любое дело, которое вел, что он мог что-то узнать о смерти Политковской, что нападение на него могло быть связано с нападением на Бекетова.

Конечно, все может быть, но… Вряд ли.

Вряд ли Маркелов владел какой-то секретной информацией как Холодов или Щекочихин, вряд ли был у кого-то такой занозой как Политковская или Бабаев.

В его радиокомментарии о том, что ему удалось подать протест на решение об освобождении Буданова, слышалась какая-то мальчишеская и донкихотская радость – «я смог, вопреки всему». Донкихотская, потому что все вокруг понимали – ничего у него не получится, — и не из-за сознательной монолитной позиции власти, а потому, что юридических оснований для оставления Буданова в колонии действительно не оставалось. Это понимали даже те правозащитники, которые высказали протест против освобождения Буданова.

Конечно, трудно и как-то непривычно для «демократического лагеря» плевать на многообразие серьезных версий и говорить, что мотив убийства лежит на поверхности. Но ведь лежит.

Освобождение Буданова было, хоть и юридически чистым, но политическим шагом. Хотя бы потому, что в шовинистической среде оно было воспринято как политическое. Ему радовались.

И вот появляется Маркелов, который пытается повернуть время вспять – дает комментарии, пишет жалобы. Это все бесперспективно и, по большому счету, несерьезно, но – раздражает. Раздражает очень сильно.

А тут еще и пресс-конференцию объявляет. То есть, понятно, где и во сколько он будет. И понятно, что будет без охраны и каких бы то ни было мер предосторожности.

Вот так его пришли и убили, скорее сего, без серьезной подготовки, без выбора места, без выслеживания. Киллер, может быть, даже и на пресс-конференции был.

Маркелова убили не за то, что он что-то знал, не за то, что был знаковой фигурой, не за последовательную многомесячную кампанию, а за яркую позицию, которая раздражала здесь и сейчас.

Таким же раздражителем для «патриотов» с пистолетом может стать что угодно – запись в блоге, колонка в газете – не с компрометирующими фактами, а просто с позицией, выступление по радио.

И убивать будут не в темном углу или подъезде, выследив и обезопасив себя, а непрофессионально – где придется, несмотря на наличие случайных прохожих, спутников. И оружие не выбросит – в следующий раз пригодится.

Жертвой такого преступления может стать любой, сказавший что-то неприятное агрессивным подонкам.

Эти черты осязаемы, их ощущение висит в воздухе, но почему-то логически в комментариях коллег, правозащитников и т.д. они не сформулированы. Все почему-то говорят, что Буданов ни при чем (он-то сам, конечно, ни при чем, но дело-то не в нем), что есть много версий. Только у литератора Кучерской в «Ведомостях» получилось как-то передать это ощущение http://www.vedomosti.ru/newspaper/article.shtml?2009/01/23/178254 Не совсем, на мой взгляд, верно – Анастасия Бабурова – не просто невинная жертва, как Лизавета у Достоевского. Ее, может быть, убийца и не имел в виду, когда выходил из дома с пистолетом, но рядом с Маркеловым она оказалась неслучайно. Дважды неслучайно, потому что была там по общему с адвокатом делу и по тому, что, похоже, пыталась помешать убийце.

Так жертвой может стать любой неравнодушный к тому, что творится в стране вообще и рядом, на улице, в частности. Это тоже новое качество.

И еще два соображения.

Первое. Отсутствие надежды на государство в деле восстановления справедливости и защиты своих, близких по духу, возрастающая наглость шовинистов, возрастающее возмущение бессилием – почва для того, чтобы от безысходности начать отвечать собственными силами. Муратов и Лебедев уже говорят об оружии для защиты журналистов «Новой». Отсюда до «добро должно быть с кулаками» не очень далеко. Не связанная с делом напрямую, но совпавшая по времени вещь — «Московская правда» опубликовала на этой неделе версию, что вертолет с высокопоставленными охотниками на Алтае упал неслучайно – был сбит из карабина егерями или местными, возмущенными браконьерским беспределом. У такого насилия тоже найдется немало сторонников в обществе.

Второе. В деле Маркелова есть способ хоть какого-то восстановления справедливости без пистолета – довести до конца (или сделать максимум возможного) его усилия по «делу Буданова». Но пока, похоже, этим никто заниматься не собирается. Только отец Эльзы Кунгаевой из Норвегии что-то говорит, но что он из Норвегии сделает? А адвокаты и правозащитники больше говорят о многообразии версий убийства и о том, что сам Буданов, скорее всего, ни при чем. Он-то ни при чем, а вот его дело… Если условно-досрочное освобождение и не было политическим, то убийство Маркелова сделало его таковым.