Мне, профессиональному литератору, дважды члену Союза писателей, откуда меня выгнали в 1979 году и восстановили в 1988-м, известному вам обозревателю «Огонька» Попову Е.А.., было задано редакцией провести беседу о жизни, об Отаре, о любви с великим режиссером Иоселиани О.Д., который приехал в Москву на 2 1/2 дня из г. Парижа (Франция) с целью презентовать соотечественникам свой новый фильм, имеющий простое французское название Lundi matin, что по-нашему означает «Утро понедельника».

Нарушая сюжет и фабулу этой записки, предварительно и честно заявляю, что с заданием я не справился, теорема не решена, вопросы смысла жизни остались открытыми, как ворота в пьющей средневековой деревне, куда легко может войти неприятель и всех порезать ножами или тем, что у него есть другое острое на этот период истории.

Однако по порядку. За день до его приезда я, автор романа «Мастер Хаос», воодушевленный не только вечерним вином, но скорее радостью грядущей встречи с Мастером Гармонии, позвонил ему в упомянутый Париж и, пользуясь сомнительным правом нашего давнего знакомства, случившегося в буйном застолье застойных лет и закончившегося не дракой, а дружбой, поинтересовался, где он встанет в Москве на постой и как мне его можно будет увидеть, чтобы провести профессиональную беседу о жизни, об Отаре, о любви для поучения молодежи, которая совсем обнаглела — книг не читает, кина не видит в упор, жаждет бездуховного, курит анашу, хрумкает чипсами, жареным арахисом. Мастер сказал, что московское его стояние намечено в «конюшне Роста», как именуется в столице мастерская его старинного друга, знаменитого фотохудожника и словописателя Юрия Роста, что находится на Чистопрудном бульваре аккурат напротив кинотеатра «Ролан», где и будет осуществлен показ новой ленты режиссера, снятой в этом году, но уже получившей пару престижных призов — где-то в Берлине и еще где-то, я не специалист.

То есть ни про какие призы он мне, естественно, не говорил, потому что это я и сам знаю, но вдруг в голосе его зазвучали смазанные ноты, облеченные в странные слова о том, что ОНИ РАСПИСАЛИ ВСЕ МОЕ ВРЕМЯ ПО МИНУТАМ. Зная наш всегдашний российский бардак, доставшийся нам в наследство от советской и всех других властей, я самонадеянно ухмыльнулся в душе, будучи уверенным, что уж чего-чего, а такого барахла, как свободное время, в России до сих пор предостаточно. Заодно я вновь окинул мысленным взором Париж, где я был всего один раз и где мне не понравилось, потому что, заглядевшись на собор Парижской Богоматери, я угодил в собачье дерьмо, перед тем как есть устрицы, увидел, как по улицам этого тоже великого, как Тбилиси и Москва, города бродит грустный Маэстро, таящий в своей душе тайну, но оторвавшийся от советской действительности, плавно перетекшей в действительность российскую, которая еще более таинственна, чем прежняя, о чем он и не догадывается. О, самонадеянность! О, нигилизм! О, нежелание изучать жизнь, как сначала велели писателям русские классики, а потом и Коммунистическая партия! Оторвался от жизни вовсе не он, а я.

Ибо забыл, забыл я, что у нас ведь уже незаметно, но вдруг тоже укрепился какой-никакой, а капитализм с его потогонной системой эксплуатации человека человеком, отчего новые русские капиталисты, доставившие на радость всем нам в Москву Иоселиани и его «фильм артхауз линии КИНО БЕЗ ГРАНИЦ», действительно взяли Маэстро в серьезный оборот для пользы дела торжества искусства на Земле, в чем их пускай упрекнет кто-нибудь другой, но только не я, который всю жизнь призывает земляков не валяться попусту на печке, а хотя бы сесть за стол, чтобы выпить, закусить, что-нибудь интересное рассказать друг другу.

Ведь в кинотеатре «Ролан», куда мы с фотографом Ю. Феклистовым явились как штыки ровно в десять утра первого дня пребывания фильма и режиссера на обновленной невиданными переменами российской земле, все было готово для дела, а не бесцельного пребывания творческих личностей на планете Тусовка. Строгий молодой человек подтвердил нам, что показ фильма для прессы состоится в одиннадцать, а пресс-конференция будет непосредственно после завершения фильма, в тринадцать тридцать.

Мы и направились тогда в «конюшню Роста», где в десять сорок и состоялась долгожданная, но совершенно не располагающая к душевным беседам встреча, начавшаяся и закончившаяся тут же, потому что все мы тут же направились обратно, чтобы РАБОТАТЬ.

Пересекая ледяной Чистый пруд, я получил не первые, но и не последние правильные сведения о жизни, предоставленные мне Мастером. Отар сказал, что в финале его будущего, а вовсе не того, который мы сейчас увидим, фильма будут три проруби, подле которых будут сидеть три мужика, ловящих рыбу. Одного из них увлечет на дно неземное существо типа русалки, и два остальных мужика останутся в одиночестве, а первый мужик тоже останется, но уже в другом пространстве и времени.

— А где будет этот замерзший пруд? — задал я вопрос, глупей которого трудно придумать даже мне.

— Где-нибудь найдем, хоть в Норвегии, — бодро ответил, скорее всего, даже не О. Иоселиани, а тот меланхолический сумрачно-веселый гений, что составляет его сущность. Я было раскрыл рот, чтобы рассказать ему о том, что в финале моего последнего сочинения усталый и траченный жизнью сибиряк из города К., стоящего на великой сибирской реке Е., впадающей в Ледовитый океан, утоп, или (что одно и то же) перешел в другое измерение на шведском острове Готланд с помощью своей прежней, забытой, но нежданно встреченной полюбовницы, наконец-то давшей ему то простое человеческое сексуальное счастье, о котором он мечтал всю жизнь, но вовремя этот рот закрыл: все совпадения — тайна, все в этом мире тайна.

Тайна, отчего история француза Венсана, работяги, живущего в деревне и вкалывающего, как папа Карло, на химзаводе, тронула вдруг сердца первых и очень молодых зрителей «Утра понедельника». Венсану обрыдло все — и то, что «шумит, как улей, родной завод», и то, что не с кем в деревне перекинуться словечком на певучем французском языке, и то, что жизнь проходит, а жена ночью на всю катушку врубает телик. И то, что курить, курить нигде нельзя свободному человеку на загаженной химией и людьми Земле. Вот Венсан и подался бомжевать в Венецию, благо у них, видать, регистрации не спрашивают, не то что у нас в Москве. Зато и чистят почище, чем в Первопрестольной, этих беспечных европейцев, не закаленных московским хамством: мгновенно выудили у пролетария весь его трэвел-кэш, подаренный сыну добрым, умирающим и пьющим папашей, давно сбежавшим из родной семьи.

Да что это я взялся фильм пересказывать, когда о нем уже написали ВСЕ? О том, как встретил Венсан в Венеции таких же, как и он, корешков-работяг, пьянствовал с ними цельный воскресный день, а потом, заработав себе на дорогу и летний костюм, явился обратно в свою деревню, на свой завод. Но явился уже каким-то другим, из какого-то другого измерения, как будто даже уже от той самой русалки из не снятого пока, а только воображаемого на ходу нового фильма режиссера Иоселиани, бога и начальника всех его персонажей.

Все написали. И написали очень хорошо, хотя одна девушка и назвала иоселианиевского «певчего дрозда» дятлом, у которого «не болит голова» (старый фильм Динары Асановой). Но ведь и молодежь следует понять — трудно им (да и нам, кто постарше) не меньше, чем Венсану, возвращаться из реального нашего мира, где с утра до ночи «пилят бабки» и человек человеку волк, браток и партнер, в этот дивный изначальный мир хаотической гармонии, где люди ПРОСТО ЖИВУТ, а не борются за жизнь декадами, пятилетками и автоматами Калашникова. В тот мир, где живут скучно, глупо и стабильно на зависть тем, кто устал от взрывов, потрясений и перманентных «новых поворотов» всего, включая северные реки. Дивный, добрый и лечебный фильм, который я настоятельно рекомендую посмотреть всем, у кого еще не съехала безвозвратно крыша!

Странная она, эта Венеция, странная Франция, странен вообще этот мир, вы не находите? Ведь количество глупостей, содеянных им из расчета на живую или сгинувшую душу населения, давно миновало все мыслимые пределы, а он тем не менее существует и, слава богу, будет существовать всегда, хотя и не для всех. И пролетарии всех стран почему-то не соединились, зато в принципе живут, мыслят, страдают, орут песни и жрут водку (виски, граппу, текилу) совершенно одинаково в разных уголках планеты — что в Южном Провансе, что в Сибири Астафьева и Шукшина или в Нью-Йорке Василия Аксенова. Может, действительно все люди братья, а? Вот ведь Отар Иоселиани — человек средиземноморской культуры, в Грузии родился, во Франции живет.

…Ну а потом уж пошла окончательная круговерть. Эта самая пресс-конференция бурно прошла, а на следующий день состоялся основной показ, где на Отаре Иоселиани сошелся клином белый свет в лице разных сиятельных персон московского бомонда, которому тоже не чуждо ничто человеческое, где Алла Пугачева встретила свою подругу детства, а Борис Мессерер был по-хорошему грустен, задумчив, взволнован…

— Отар, давай я тебе позвоню в Париж, на улицу Монмартр? Сейчас есть у нас такие телефонные карточки, что заплатишь двести пятьдесят рублей — и можно говорить с любой точкой планеты о жизни и любви хоть целых пятьдесят минут, — сделал я последнюю попытку выполнить редакционное задание, когда минули 2 1/2 дня с момента его пребывания на российской земле и у парадного подъезда «конюшни Роста» уже стоял длинный черный автомобиль, намеревавшийся везти его в аэропорт Шереметьево-2.

— Да я не в Париж, я в Токио лечу, — печально улыбнулся маэстро. — Не обижайся, но как я буду со СВОИМ человеком беседовать для журнала — о жизни, о себе и о любви да еще и под магнитофон? Если б бутылку взять, да без магнитофона, да не для журнала — можно хоть всю ночь говорить, когда настанет время, но время, видишь, время куда-то уходит, уходит, уходит.

Что ж, с одной стороны, лестно, когда тебя именуют своим, с другой — совестно. Но ведь и вообще, наверное, совестно жить, когда многие другие уже померли или рассеялись. Все-то кажется, что ты занимаешь чье-то место.

Евгений Попов