Есть две новости для людей в России, занимающихся или интересующихся внешней политикой. Новость первая не очень приятная. Мы живем в эпоху Нового Рима. Военно-технологический, экономический, информационный отрыв США от остальных стран мира беспрецедентен для истории Нового времени и может быть сравним только с положением Рима в период его расцвета. Эта ситуация сохранится по крайней мере в течение двух ближайших десятилетий. Эта новость настолько мучительна и непереносима для многих, если не для большинства российского политического класса, что ничего другое их уже не интересует. Рука к перу, перо к бумаге — и десятки негодующих, обличающих и вызывающих антиамериканских статей свободно потекли на страницы престижных газет и журналов.

Для людей, более склонных к холодному анализу, есть другая новость, над которой они в отличие от своих более возбужденных коллег, успевают задуматься. Она заключается в том, что основные геополитические интересы США и России не противоречат друг другу, а скорее совпадают.

Это происходит не потому, что мы любим друг друга или разделяем общие ценности. К сожалению, это не так и долго еще будет не так. А просто потому, что основные игроки на мировой арене в начале 21-го столетия оказались географически распределены таким образом, что Россия и США могут стать полезными партнерами друг для друга, если смогут преодолеть комплекс поражения в холодной войне с одной стороны и комплекс победителей в холодной и во всех пост-холодных войнах с другой.

Впервые это было наглядно продемонстрировано в Центральной Азии. Преследуя прежде всего свои собственные цели, американцы решили важную задачу национальной безопасности России — ликвидацию очага исламского радикализма на ее дальних южных рубежах. Интересно, что на протяжении всей операции тон российских СМИ оставался и продолжает оставаться крайне недоброжелательным по отношению к стороне, объективно являвшейся нашим союзником. Сначала масса «экспертов» предсказывала неминуемый провал действий коалиции, затем с нескрываемым злорадством комментировались любые неудачи в их проведении.

Такое впечатление, что присутствие талибов в Ферганской долине этой весной доставило бы российской «политической элите» гораздо меньше душевных терзаний, чем американские базы в среднеазиатских республиках. Ну, во-первых, потому, что талибы, наверное, социально и мировозренчески более близких для большинства российской «элиты», чем американцы. А, во-вторых, затыкать эту дыру своими телами чванливая «элита» послала бы кого угодно, только не своих сыновей.

Очевидны и общие долгосрочные стратегические интересы России и США в Центральной Азии. Интересы эти очень простые — присутствие в этом регионе сильной экономически состоятельной России в ее сегодняшних границах. Противоположный вариант означал бы исчезновение России как самостоятельного государства и резкое усиление основного соперника США в этом регионе — КНР.

Фантомная конфронтация с Западом и курс на «стратегическое партнерство» и фактическую военную коалицию с Китаем приведут не только к маргинализации России, но и к подчинению ее стратегическим интересам Китая, а в перспективе и к потере контроля над Дальним Востоком и Сибирью сначала de facto, а затем и de jure.

Один из наших видных азиопов, влюбленный в эстетику СС и окормляющий своими советами высших сановников государства, с гордостью за отечественную историю заявил недавно в своем судьбоносном манифесте «Евразия Uber Alles» — «В 16-ом веке Москва приняла эстафету евразийского имперостроительства от татар».

Что ж, азиопы Московии старательно пронесли эту эстафету через миры и века. Но если они честные и последовательные азиопы и действительно полагают, что Евразия — Uber Alles, то они должны понимать, что эстафету имперостроительства не только принимают, но и передают, что пять веков — это вполне приличный срок, и что в 21 веке ее пора передавать исторически более перспективному имперостроителю — Срединной Империи. Что наиболее последовательные из них и хотели бы сделать.

Возбужденное состояние российской политической «элиты», жаждущей величия или на худой конец причастности к какому-нибудь антиамериканскому величию, делает такой сценарий весьма вероятным. Я помню, как один из далеко не самых безнадежных «элитариев» запальчиво грозил своему американскому коллеге: «Вы еще встретите наши корабли под китайским флагом в Тайванском проливе».

Но Китай — это кошка, которая гуляет сама по себе вот уже несколько тысячелетий, самодостаточная держава, никакими комплексами в отличие от российской политической элиты не страдающая, и ни в каком стратегическом партнерстве с Россией тем более на антиамериканской основе не нуждающаяся.

Если эти бледнолицые северные варвары, в свое время навязавшие Срединной Империи несправедливые договоры, почему-то придают такое значение бумажонкам о стратегическом партнерстве и многополярности, то ради бесперебойных поставок самого современного оружия и энергоносителей можно эти бумажки и подписать.

Но отношения с США — основным экономическим партнером и политическим соперником — для КНР гораздо важнее, чем отношения с Россией, и, выстраивая их во времени (а у них совершенно другая шкала времени), китайское руководство будет руководствоваться чем угодно, но только не комплексами российских политиков.

Впрочем, и для России отношения с США, с большой семеркой, с Западом даже еще в большей степени важней, чем отношения с Китаем. Вообще все российское евразийство исторически вторично, является функцией обиды на Запад и выполняет для российской «элиты» роль не более чем психологической прокладки в критические дни ее отношений с Западом.

Все эти мотивы великолепно артикулированы в знаменитой блоковской поэме. Страстное объяснение в любви к Европе при малейшем сомнении во взаимности сменяется угрожающим — «а если нет, нам нечего терять и нам доступно вероломство» и «мы повернемся к вам своею азиатской рожей».

Причем тут Китай, Ирак, сербские братушки, кубинские оборванцы или северо-корейский говнюк? Все это не более чем сиюминутные поводы, необходимые страдающей маниакально-депрессивным синдромом российской элите для выяснения ее отношений с вечно ненавидимым и вечно любимым Западом. Не к случайному собутыльнику, а к небесам Запада обращен экзистенциальный русский вопрос — «А ты меня уважаешь?» Кто-то оттуда должен заглянуть нашей политической элите в душу и подивиться ее самобытному богатству.

Китайцы, кстати, все это прекрасно понимают и поэтому относятся к российским спорадическим заигрываниям скептически и с неизбежной дозой снисходительного и высокомерного презрения.

Похоже, что В. Путин сделал свой стратегический выбор в пользу союза России с Западом и, более того, в пользу осознания себя частью Запада. Однако при всей своей огромной власти в суперпрезидентской республике и при всей своей популярности он драматически одинок в этом выборе.

Холуйская элита хрипит и задыхается от ненависти к США, но пока еще не отваживается прямо бросить вызов внешней политике президента. Поэтому, как у павловской собаки, у нее происходит сшибка и контент — анализ внешнеполитических статей свел бы их к одной обобщенной фразе — «Антинародный предательский внешнеполитический курс президента В. Путина всецело поддерживаем и одобряем». Самые отважные авторы добавляют еще что-то об изменниках — советниках, дурно влияющих на любимого президента. Но похоже, что единственным своим советником в области внешней политики остается сам президент.

В тех университетах, которые кончал Владимир Путин, вряд ли внушали слушателям любовь к Западу, тем более к «главному противнику», но там наверняка учили руководствоваться в своих действиях не эмоциями, комплексами или фантазиями, а реальными обстоятельствами и конкретной расстановкой сил на арене глобальной политики.

Что победит — холодный расчет президента или пассионарное бешенство патриотической матки свихнувшейся «элиты»? Политическая история России — это история страстей. И прежде всего страсти к саморазрушению.

Источник: Андрей Пионтковский. Лед и пламень. «Континет USA», 21 — 27 марта 2002 года