Нужны деньги на национальный парк в Арктике? Не хватает средств на портовый комплекс на Новой Земле? Нет полутора триллионов рублей на трассу из Сочи в Крым? Мало 540 млрд рублей, выделенных правительством на исполнение майского указа президента о попадании России в пятерку ведущих научных стран мира? Нет проблем! Помощник президента Андрей Белоусов уже все придумал: многомиллиардные проекты «Росатома», Минтранса, Минприроды, Минкомсвязи, Минсельхоза, «РусГидро», Минпромторга, Рослесхоза, Минстроя и Минэкономразвития теперь оплатит крупный бизнес — принудительно. Начавшаяся летом дискуссия о единовременном изъятии в бюджет «сверхприбылей» химических и металлургических компаний к концу осени приняла стратегические масштабы. Сегодня речь идет уже об обязательном участии госкомпаний в финансировании нацпроектов. Есть, однако, очень большие сомнения в качестве проработки этих проектов. Невозможно в таком срочном порядке серьезно подготовить 394 проекта объемом более 150 млрд долларов. Скорее всего, большинство из них просто высосаны из пальца. Тем более что эффективность инвестиционных проектов может и должен определять рынок, а не начальство.

Вот так уничтожают российскую экономику.

«Надо делиться», — заявил бизнесу президент через своего помощника. Бизнес, естественно, стал возражать. Но слабенько так, интеллигентно. Ладно, сказали власти, раз не хотите отдавать полтриллиона рублей, тянете время, сопротивляетесь — отдадите в 18-кратном размере. И «мягко, но жестко» предложили бизнесу принудительные инвестиции ни много ни мало почти на 9 трлн рублей.

Почему в России такое возможно? Почему все соглашаются? Почему миллиардный бизнес можно «поставить на счетчик», как при разборках мелких жуликов?

Все это привет из прошлого, отзвук специфического, можно сказать, криминального характера «обвальной приватизации» 1990-х с ее «индивидуальными схемами», залоговыми аукционами, информационными войнами и прочими прелестями (см. статью «Приватизация: 25 лет справедливого недоверия», октябрь 2017). Никто не осмелится возразить: все знают, как стали собственниками, и в глубине души понимают, что они просто менеджеры, получившие активы «на кормление» — как дали, так могут и отобрать. И цену права частной собственности в России тоже хорошо знают. Ходорковского помнят и Евтушенкова.

Это еще и следствие нежелания и неспособности властей, бизнеса и общества уже в 2000-е годы найти удовлетворительное решение проблемы легитимации итогов приватизации. Об этом не раз говорилось и на экспертном, и на политическом уровнях (например, в статье «Необходимость и способы легитимации крупной частной собственности в России: постановка проблемы», журнал «Вопросы экономики» №9 2007 год). Но Путин не захотел: он в принципе не может допустить, чтобы бизнес стал свободным и независимым. Крупные предприниматели от страха вообще лишены способности политически соображать, а общество так и не смогло ничего понять.

В основе такого отношения кремлевской власти к бизнесу лежит тот факт, что большинство крупных российских предпринимателей с многомиллионными и миллиардными долларовыми состояниями стали таковыми не сами по себе в условиях свободной конкуренции и рынка, не потому что сделали нечто полезное и особенное, за что люди хотели бы им заплатить. И даже не в результате честной и прозрачной приватизации. Нет. Будущие олигархи получили свои богатства исключительно с помощью государства, от той же кремлевской власти, будучи ее протеже, и на основе личных связей, путем мошеннических залоговых аукционов и криминальной приватизации.

Именно тогда произошло слияние и сращивание власти, собственности и бизнеса, зародилось сегодняшнее государство-мафия. Именно тогда в России был сформирован фундамент авторитарной несменяемой власти, заложена нелегитимная, полукриминальная основа крупной частной собственности и всей экономической системы. Очевидная всем нелегитимность приватизации стала главной причиной страха, роковой разобщенности и безграничной лояльности крупного бизнеса властям. На нелегитимности собственности расцвело рейдерство, в том числе государственное. Сейчас государство — в связи с трудностями, которые само устроило, — намерено узаконить рэкет по отношению к бизнесу. Пока только к крупному.

Сегодня основным способом регулирования являются политические установки и административные методы принуждения. Собственно экономические методы управления вторичны, а макроэкономические инструменты, как и законы рынка, имеют у нас весьма ограниченную сферу реального действия. Ярким примером такого «управления» и является идея изъятия «сверхдоходов». И неважно, каким путем: прямым отжатием или через принудительные инвестиции.

Еще в 1990-е годы сравнительно крупный бизнес в России совершил грубую ошибку, спутав государство с конкретными его представителями — с высшим чиновничеством, которое можно было окольными путями взять в дело, уговорить, купить или испугать. То есть так или иначе найти индивидуальный подход и сравнительно легко получить — как бы в собственность, а на самом деле в управление — большие куски государственного имущества.

Однако «товарищи» плохо усвоили наследие классиков марксизма, объяснявших, что государство — это не конкретные люди во власти, а разветвленный аппарат принуждения, который, если его не опутать сетью законов, публичных практик и контролирующих институтов, становится источником организованного насилия, то есть, по существу, мафией. А с мафией, как известно, можно договориться только по конкретному вопросу и только на сегодняшний день. И если сегодня с мафией получается вести дела по некоторым согласованным правилам, это не значит, что те же правила будут действовать завтра и тем более послезавтра. По одному и тому же поводу каждый раз придется договариваться заново. А с теми, в чьих руках аппарат насилия, договариваться всегда сложно: жаловаться себе дороже, да и просто некому. Так что все, что бизнес недоплатил (с точки зрения государства) вчера, с него возьмут завтра и будут продолжать брать послезавтра, потому что с мафией расплатиться полностью невозможно никогда.

Государство необходимо для того, чтобы защищать граждан и их бизнес от преступников, а Конституция — чтобы защищать людей от государства. Однако когда российский бизнесмен говорит, что он платит «своему» государству за то, что оно создает условия и защищает его бизнес, он в одной короткой фразе допускает сразу три ошибки. Во-первых, не государство, не чиновники работают на него, а он на них. Во-вторых, не он платит им, а они оставляют ему сколько считают нужным. А в-третьих, российское чиновничество защищает только себя и свой, а не его бизнес.

Если бы наши «капитаны бизнеса» были в свое время людьми граждански и интеллектуально зрелыми и минимально способными к кооперации, они — пусть не в первую, но хотя бы во вторую очередь — озаботились бы тем, как поставить государство в определенные рамки реально работающих законов и процедур. И для этого им следовало бы задуматься о распределении власти среди широкого круга субъектов и институтов с понятными и прозрачными правилами, об искоренении всякой чрезвычайщины и о максимально возможном ограничении единоличного руководства.

Вместо этого бизнес пошел по другому пути: он поддержал формирование авторитарной политической системы, надеясь то ли на персональную удачу, то ли на эффект индивидуальной и коллективной лояльности, то ли просто на то, что на фоне большой геополитической игры власть на время отложит свои разборки с более мелкими внутренними акторами.

Однако жизнь показывает, что все эти надежды (если они и были) оказались напрасны. Ведя борьбу на многочисленных внешних фронтах, власть не забывает и о тех, кто окопался в тылу. К тому же, чем круче заворачивается борьба с главным геополитическим противником, тем труднее становится бизнесу увиливать от контроля и укрывать за пределами страны нажитое имущество и активы.

Более того, сегодня сделать это уже почти невозможно. Ни на «вражеском» Западе, где за разговорами о санкциях все больше просматривается нетерпимое отношение к любой деятельности российского бизнеса и российским деньгам вообще, ни тем более на «дружественном» Востоке, где власть даже к своим бизнесменам относится не лучше, чем у нас, а уж к чужим-то и подавно. В тамошних судах долго пыль глотать не придется — спрятанные там капиталы можно будет вернуть (если вообще можно) разве что с помощью личного вмешательства президента.

Так что результаты отказа от легитимации крупной частной собственности и итогов приватизации сегодня очевидны: бизнес бесправен, беспомощен, является жертвой политических авантюр и государственного рэкета. Стоит ли удивляться, что государство поставило частный бизнес «на счетчик»?

Дело даже не в том, что из-за давления на бизнес крупные предприниматели что-то потеряют (сами-то они бедствовать не будут ни в коем случае), а в том, что такая практика тормозит развитие и так еле работающей экономики. В результате бедность распространяется, как раковая опухоль, и многие совсем не богатые люди окажутся вскоре нищими. Потому что вместо того, чтобы думать о создании новых рабочих мест с учетом увеличения пенсионного возраста, государство душит бизнес, заставляя его делать то, что ему совершенно не нужно, лишая нормальной прибыли, резервов и инициативы, создавая неуверенность и побуждая к бегству из страны.