Торгашество и мелочность российских политиков поставили под угрозу договоренности майского саммита Путина и Буша

До самого последнего времени (до появления слухов и утечек о новых масштабных планах российского экономического сотрудничества с Ираном и Ираком) в американском истеблишменте и медиа царило безоблачное, почти эйфорическое видение состояния американо-российских отношений. Москва поддержала операцию США в Афганистане, прекратила бесплодную полемику по договору о ПРО и расширению НАТО. Друг и соратник в борьбе с международным терроризмом Владимир, которому друг Джордж заглянул глубоко в душу, твердо контролирует ситуацию в России, визит в которую был освежающе приятен после безобразных сцен на улицах Берлина и в стенах германского парламента.

Такой благодушный взгляд на будущее российско-американских отношений был одновременно наивным и высокомерным. Наивным — потому что не принимал во внимание, насколько хрупким, во многом декларативным и еще вовсе не укоренившимся в ментальности российского политического класса был внешнеполитический курс на сближение и союзнические отношения с Западом.

Высокомерным — потому что верхушка американского политического истеблишмента, упоенная своей «победой» в холодной войне и во всех последующих конфликтах, статусом единственной сверхдержавы и, как они сами любят называть себя, indispensable nation, не утруждала себя усилиями проанализировать: а в чем, собственно, могут состоять национальные интересы потенциального союзника и как, опираясь на это понимание, можно противодействовать застарелым антиамериканским комплексам, если вы действительно хотите приобрести и сохранить союзника.

В более сложные для Америки времена, когда она не могла позволить себе такой интеллектуальной расслабленности, ее лидеры предлагали миру образцы творческой изобретательности. Вспомним хотя бы визит Р. Никсона в Китай в 1971 году, перевернувший шахматную доску мировой политики.

Глобальная борьба с терроризмом не может быть основательной, долгосрочной базой для союза России и США в силу возрастающей размытости и неопределенности самого этого понятия. Большинство стран, в том числе и США, и Россия, подверстывают под лозунг борьбы с терроризмом свои собственные традиционные проблемы. Россия — зашедший в тупик военный конфликт в Чечне, США — планируемую операцию по свержению Саддама Хусейна. У каждого — свои списки любимых террористов, и они далеко не всегда совпадают.

Для меня показательной для прохладно-менторского отношения официального Вашингтона к российскому союзнику была статья директора по политическому планированию госдепартамента Ричарда Хаасса под символическим названием «Большие ожидания вредны» («МН» № 28).

Зафиксировав в начале статьи новый характер российско-американских отношений, основанный на совместной борьбе с международным терроризмом, автор открывает следующие абзацы стандартной формулой: Россия должна, Россия также должна, России необходимо и т.д. Наиболее настойчиво среди этих долженствований выдвигается проблематика российского сотрудничества с Ираном и Ираком. Статья оставляет впечатление, что новый союзник интересует США лишь постольку, поскольку «союзнические отношения» позволят им более успешно решить беспокоящие их проблемы российских контактов с некоторыми представителями «оси зла», и именно эти проблемы, с точки зрения Вашингтона, и находятся в центре российско-американских отношений.

Такой подход парадоксальным образом коррелирует с известной концепцией А. Миграняна (которую я подробно разбирал в статье «Кипит наш разум возмущенный», «Новая газета» № 25). Суть ее состоит в том, что российская внешняя политика должна создавать угрозы США и Западу в различных регионах мира, выторговывая затем «достойное вхождение в евроатлантические структуры в обмен на отказ от этих угроз». Реализация такой концепции может привести к чему угодно, но только не к установлению долгосрочных, доверительных партнерских отношений. Но трудно не заметить, что органичный нутряной антиамериканизм значительной части российского политического класса и высокомерно-безразличный взгляд на Россию части американского истеблишмента взаимно питают друг друга, дружно размывая хрупкую ткань провозглашенного российско-американского партнерства.

Если этому нарастанию политической энтропии не противопоставить усилия по осознанию и отстаиванию общих долгосрочных геостратегических интересов России и США, шанс на установление подлинно союзнических отношений между нашими странами будет потерян. Что, на мой взгляд, не будет отвечать интересам обеих стран. И в Вашингтоне, и в Москве есть люди, хорошо это понимающие.

Прежде чем говорить о перспективах российско-американского союза, вспомним, как этот еще никем не провозглашенный союз реально работал осенью прошлого года. Преследуя, безусловно, свои собственные цели — разгром структуры «Аль-Кайды» и поддерживающих ее режим талибов, — американцы попутно решили важнейшую задачу безопасности России — ликвидацию плацдарма исламского терроризма в ее южном предбрюшье. После убийства Масуд-шаха поражение Северного альянса стало бы неизбежным, и к весне исламских фанатиков всех мастей следовало бы ждать в Ферганской долине. Чванливая российская элита, недовольная сегодня присутствием американцев в Средней Азии, предпочла бы, наверное, посылать туда умирать в безнадежной операции новые десятки тысяч крестьянских детей. Российскую проблему, между прочим, американцы решили, по крайней мере в среднесрочной перспективе, более эффективно, чем свои собственные, — бен Ладен не пойман, «Аль-Кайда» не уничтожена.

Россия при этом не оставалась пассивным наблюдателем американской операции, а оказала ей, как известно, значимую поддержку. Но в целом можно сказать, что, не обладая собственным достаточным ресурсом, российская дипломатия в рамках de-facto сложившихся союзнических отношений использовала для решения одной из острейших задач безопасности России военный, политический и экономический потенциал единственной в мире сверхдержавы. Эту абсолютно новую для России тенденцию любая разумная дипломатия должна стремиться только закреплять.

Вот что, например, по этому поводу думает бывший заместитель уже упоминавшегося Р. Хаасса, а ныне ответственный сотрудник Совета национальной безопасности Томас Грехем: «Догматическое применение радикальных рыночных реформ может привести к потере Россией своего Дальневосточного региона. Одна вещь при этом совершенно очевидна — стабильность в Тихоокеанском регионе окажется под угрозой, если присутствие России в Азии будет и далее ослабевать. Долгосрочные стратегические интересы США да и большинства азиатских государств заключаются в присутствии сильной, экономически процветающей России в Восточной Азии».

Совпадение российско-американских стратегических интересов на Дальнем Востоке, о котором настойчиво напоминает в Вашингтоне Т. Грехем, не является геополитическим курьезом сегодняшнего дня, а представляет собой достаточно устойчивую историческую тенденцию. Обеспокоенная усилением в Тихоокеанском регионе Японии после ее победы в войне с Россией, американская дипломатия помогла Витте заключить тогда приемлемый для России мир. Во время гражданской войны в России США вели тайные переговоры с большевиками, чтобы предотвратить японизацию Дальнего Востока и Сибири. Этой же задаче была подчинена миссия американских войск во Владивостоке.

Сегодня ситуация на восточных рубежах России напоминает еще недавнее положение на Юге. Есть вызов, на который Россия исключительно своими силами ответить не может. Только в случае Средней Азии этот вызов носил военный характер, а в случае Дальнего Востока — экономический и демографический.

Так же как это было на Юге, ответ на объективный вызов Китая не может быть дан вне евроатлантического сообщества, вне тесного политического и экономического союза с Западом и прежде всего с его ведущей державой — США. Поглощение, прямое или косвенное, Востока России Китаем не отвечает интересам США, так как означало бы появление новой, бросающей им вызов глобальной супердержавы.

С общими интересами России и США на Дальнем Востоке тесно связаны и перспективы энергетического партнерства двух стран. США стремятся ослабить свою зависимость от поставок нефти из стран ОПЕК и прежде всего Саудовской Аравии — фактически основного финансового спонсора международного исламского терроризма. Естественным потенциальным союзником США в этом проекте является Россия. Идентифицировав себя с индустриальным миром и вступив в Международную энергетическую ассоциацию, Россия может стать стабилизатором мирового энергетического рынка, существенно расширив долю своего присутствия на нем. Это позволит ей из страны, чья экономика критически зависит от не подвластного ей внешнего параметра (цена на нефть), стать ключевой частью структуры, в значительной степени этот параметр определяющей.

Такой совместный российско-американский проект потребовал бы значительных вложений в инфраструктуру российского ТЭК в Сибири и на Дальнем Востоке, в частности в строительство трубопровода от Ангарска к Тихому океану, что будет способствовать возрождению экономики этих регионов.

Будущее Северо-Восточной Азии и будущее мировой энергетики — вот, на наш взгляд, фундаментальные сферы, в которых объективно совпадают интересы России и США и которые могут стать базой для долгосрочного прагматического союза. Нельзя сказать, что политики и эксперты обеих стран этого не понимают. Но на официальном уровне не хватает политической решимости артикулировать эти общие интересы ясно, четко и недвусмысленно. Такое впечатление, что и тем, и другим хочется остановиться на полпути, сохранить другие альтернативы. Не секрет, что в Вашингтоне существует достаточно влиятельное политическое направление, которое предпочло бы видеть геополитическую структуру XXI века как своего рода кондоминимум двух сверхдержав — США и «Большого Китая». Что касается отечественных скифов и евразийцев, то их — легион.

Всего несколько месяцев прошло после майского саммита, но уже на глазах размывается хрупкая ткань того позитивного, что было на нем достигнуто в направлении создания партнерских отношений между двумя странами. Размываются равнодушием, отсутствием воображения, а иногда и прямым саботажем политических элит по обе стороны Атлантики.

Традиционный антиамериканизм российской элиты обогатился дружными стенаниями по поводу недостаточной «цены», заплаченной США за поддержку президентом В. Путиным антитеррористической коалиции. В этих рассуждениях поражают два обстоятельства. Первое — сама постановка вопроса. Цена за что? За то, что США сделали за Россию грязную работу и отвели от нее реальную военную угрозу. Второе — мелочность «прайс-листов», в которые включены все застаревшие комплексы, фантазмы, догмы российских политиков и ни одна реальная проблема российской безопасности.

Рассуждения о цене изначально задают неверную систему координат, заведомо искажающую перспективу нашего стратегического дискурса. Ни поддержка или неподдержка Америки и цена за эту поддержку, а Россия и ее долгосрочные стратегические интересы должны быть в центре наших рассуждений.

Правильно вопрос должен быть поставлен следующим образом: «До какой степени возможно вовлечь США в совместное с нами решение стратегических задач нашей безопасности?».

Провал идеи российско-американского союза и возвращение наших стран к состоянию холодного мира не отвечают долгосрочным интересам США и создадут для них ряд серьезных проблем. Но, к сожалению, прав был посол США в России А. Вершбоу, когда на встрече с журналистами и политологами в редакции «Независимой газеты» в мае этого года сказал, что в этом союзе Россия нуждается больше, чем США. Соответственно и потеряет она, упустив эту, по подсчетам историков, двадцать седьмую за последние столетия попытку кардинального сближения с Западом, гораздо больше.

Источник: Андрей Пионтковский. Встреча на Эльбе — 2. «Новая газета», 21 октября 2002 года