(Э. Лимонов о русской и советской литературе на фоне его собственных мировоззренческих предпочтений. – Э. Лимонов о путях к «хорошей жизни». – Никакой поддержки красно-коричневым и прочим перевертышам от политики, в какие бы оппозиционные одежды они не рядились! – Выводы)

…Посмотрел много из того, что смог скачать на тему «нацболов» из Интернета с их же двух конкурирующих сайтов. Пробежал галопом, — с небольшими остановками, — по нескольким книжкам Лимонова, из тех, что были в моей библиотеке. Кое-что ещё прикупил. Обязательно процитирую.

Вот «коротко» суть того, что я могу теперь более или менее внятно сказать в связи с проблемой наших «неожиданных» и довольно бесцеремонных попутчиков в лице «лимоновцев».

Э. Лимонов о русской и советской литературе на фоне его собственных мировоззренческих предпочтений

Поскольку я человек, преимущественно, книжный, то мне представилось, что будет продуктивнее, если я начну свое нынешнее «расследование» с лимоновского литературоведения. Я так и сделал, и этот путь, как выяснилось, оказался единственно верным. Во всяком случае – для меня. В самом общем виде мой основной вывод и тезис таков.

На данном поприще Лимонов проявляет себя не столько как эксперт, сколько как человек, с необычными «вкусовыми» пристрастиями (точнее — антипатиями) и даже со своеобразными чертами характера, сформировавшимися, насколько я могу судить, под тяжестью изнурительного писательского труда и довольно авантюрного образа жизни.

Из литературоведческих проявлений Лимонова наиболее существенна, на мой взгляд, – бездоказательная (похоже, что это уже привычка), декларативная необъективность на грани свирепой тенденциозности в оценках по отношению к общепризнанным в мире российским литературным авторитетам. (Повторяется история с В. Сорокиным, хотя первым из них двоих, наверное, был всё же Лимонов).

Бросается также в глаза едва сдерживаемая его болезненная рефлексия по любому поводу, связанному не только с писательством, как таковым, но и с самим существованием (то есть, с экзистенцией, выражаясь в терминах соответствующего направления в философии) Эдуарда Лимонова – индивидуума, личности, гражданина, общественного деятеля – особенно, в его крайних состояниях, испытываемых в пограничных ситуациях. Возможно, гипернервозность Лимонова объясняется тем, что основной герой его повествований, — практически, он сам. Такой литературный приём, кроме известных преимуществ, имеет один серьезный недостаток. Жить приходится денно и нощно «под колпаком» у себя самого, точно со встроенной «подробнейшей» видеокамерой, с жестким посекундным таймером. И главное — без дублей. Не каждому по плечу такое. Не у всех нервы – канаты.

Нетрудно догадаться, что у такой поэтической, романтической, авантюрной и взвинченной личности, как Лимонов (настоящая фамилия — Савенко), нервная система имеет довольно тонкую структуру. И хотя он может отжаться более трехсот раз кряду в тюремной камере, для него частые срывы в скандалы и обыкновенный мордобой, иногда, даже с последствиями в виде проломленного лба, – это едва ли не повседневность. При этом следует учесть, что от эксцесса к эксцессу потребность в адреналине не уменьшается, а наоборот — увеличивается. Писательство и психофизиология требуют всё новых и новых впечатлений и ощущений. Вот откуда ещё – «фирменные» экстравагантности Лимонова, любовь к перемене мест, к новым встречам, занятиям и увлечениям…. И такой темп — на протяжении нескольких десятилетий…. А ресурса-то – всё меньше и меньше….

Что же конкретно показал мой оперативный анализ? – За немногим исключением, вся отечественная проза и поэзия 19-20 вв., согласно Лимонову, – это роковая, практически, черная страница в истории России.

По-моему, утверждение это – глубоко ошибочное. В прошлый раз нас по-тихому уверяли, что в одном из самых роковых поворотов в российской судьбе были виноваты страстные евреи. И вот, на тебе: ещё одна литературная знаменитость преподносит вторую версию нашей истории. Но спорить тут не с чем – роль художественной и близкой к ней литературы, конечно же, здесь непомерно преувеличена. В противном случае, например, причину Первой мировой войны нам пришлось бы объяснять исключительно тем, что, мол, ницшеанство с его культом силы стало литературным поветрием в среде немецкого бюргерства. Вряд ли это было так. И даже если нечто подобное происходило – нам всё равно пришлось бы ответить на конечный вопрос: что именно взрыхлило немецкую почву так, что брошенное в неё семя «сверхчеловека» и «немецкого превосходства» над соседями обернулось новым всплеском безудержного милитаризма и непреодолимого стремления к внешней агрессии.

Мораль: не читайте Лимонова, отчаянно сегодня призывающего россиян к революции, — и её тогда, наверняка, не будет!

Вроде бы опытный и не раз крепко битый литератор и политик — а всё ещё не понимает, что революцию делают, как правило, не писатели, не их произведения и даже не их внимательные поклонники, а как раз масса тех, кто своих подлинных пророков не знает, не читает и даже, случается, что не слишком почитает.

Почему осквернил? – А вот, мол, почему, сообщает автор, правда, уже в другой своей книге:

Итак, «великолепно высокое преступление» — это практически то же самое, что и «героическое дело», подтверждающее, что человек их свершивший – поистине «великий» и «сильный».

Да что там человек! Бери выше — как в «сказке», которую, на ночь глядя, рассказывает своей жене, вернувшийся только что из тревожно вздыбившейся России, герой романа Э. Лимонова «Иностранец. Смутное время» (Новосибирск: Изд-во «Сибирские огни», 1992, с. 253-254).

Суть «сказки» бесхитростна, как табуретка. Некогда могучий Великий народ, обманутый заграничными врагами, своими «образованными людьми, желающими захватить власть в стране…», и «декадентскими вождями», усомнившись в праведности собственной истории, «распустил свои армии, отдал обратно земли», завоеванные «Великим Цезарем», но, к несчастью, безвременно умершим…. В результате, теперь даже самый слабый может обидеть некогда Великий народ. «Большие беды, очевидно, придётся ему пережить, – заключает рассказчик. – Его проблема в том, что он не только поверил в ложь хитрых врагов, но и не разобрался в отношениях между силой и справедливостью. Он стал стремиться к абстрактной стерильной справедливости, не понимая, что сила и есть высшая справедливость…». (Там же, с. 254).

В подобных рассуждениях есть, конечно, определенная доля истины. Но имеется также небольшая неувязочка: нынче в России уже почти полностью воцарился культ авторитарной государственной силы, воплощенной в одном, всем известном человеке. Зачем же тогда так бунтовать против такой власти и даже призывать к революции? Может быть потому, что всё же нехорошо и не совсем справедливо, когда сильный подавляет слабого, как в свое время это делали те же нацисты и в какой-то мере большевики, гибридную символику которых с российским шиком и стилизованным вызовом до сих пор использует НБП? Уж, не о пользе ли фашизма ведет речь писатель?

В этом же рассказе, буквально через пять страниц Лимонов наглядно покажет, насколько его — «человека высшего типа» — «героический» гнев бывает неукротим и лишен последующих душещипательных интеллигентских комплексов….

Сбив с ног ударом сцепленных в замок ладоней здоровяка-клошара, «наехавшего» на него с приятелем прямо у Центра Помпиду, Лимонов долго и яростно бьет его острыми «сапогами в голову, чтобы он не встал…». И приговаривает при этом:

Прочитав такое, лучше начинаешь понимать идеологию «национал-большевизма и то, почему ещё на Западе Лимонова охотно печатают и хорошо знают. Он – живое и вместе с тем талантливое литературное воплощение одного из глубинных свойств русского характера — идти в своем бунте до конца. И вместе с тем — это вестник грозной реальности и убедительное подтверждение невыдуманности русского пугала. Честно признаемся – во всём этом есть большая доля общечеловеческой, этноисторической истины и вместе с тем, художественной правды скандального литератора и многоязычного матершинника Лимонова.…

…В целом хорошо, смачно написано. Лимонов и писать и драться умеет…. А вот сострадать — сомневаюсь. Во всяком случае, в рассказе об этом ни слова….

В молодости у меня было несколько примерно таких же драк. Может, правда, не столь профессиональных и убедительно победных. И, разумеется, — без озверения до битья ногами. Но помню, как после каждого из таких своих побоищ мне приходилось подолгу мучиться от стыда и вины, каким бы ухарем я не изображал себя в глазах окружающих, рассказывая о случившемся. В поверженном мной жалком и беспомощном человеке я уже на финише драки не видел врага. Более того, перед моими глазами потом долго ещё стоял его тоскливый, растерянный, остановившийся, потухший взгляд. И был этот взгляд ещё таким, будто, это мой младший брат, которого я так жестоко и безжалостно бил, смотрит на меня с отчаяньем, недоумением и безутешной болью. И хотя такого брата у меня никогда не было, тем не менее, он глядел на меня из другого человека…. Думаю теперь, что, на самом деле, это я тогда всматривался в себя, в чем-то главном в себе преступившего и, потому, действительно виноватого….

И вот о таком-то ощущении вины перед обиженными и падшими, о сочувствии к ним, о мысленном покаянии перед ними и быстрой отходчивости после диких драк и скандалов, то есть обо всём, что так свойственно русским, почему-то не хочет говорить Лимонов. И в этом его не сила, а ущербность, несправедливость человека и общественного деятеля. Полуправда, наконец, художника….

Поэтому неудивительно, что Лимонов невозмутимо продолжает нагнетать и возгонять:

Советская же официальная литература и киноискусство 60-70 гг. XX века, по Лимонову, вообще, — сплошной серый забор:

Что же в итоге получается? Лимонов явно тоскует о неразвернувшихся «начатках» «русского фашизма» в нашей литературе, о нотах «ницшеанства» и «протофашизма», которым из-за «намордника», мол, не дали-таки прозвучать во весь голос. Его бесит также якобы едва ли не вся сплошь «фанерная» советская литература. (С оторопью соображаю, неужели в эту категорию нам придется зачислить Б. Пастернака, Ю. Трифонова, Вас. Шукшина, Г. Владимова, В. Шаламова, Ю. Нагибина и других талантливых литераторов?).

Смысл этого противоречия вполне очевиден. Тем более что ключ к пониманию его истоков нам преподносит на блюдечке сам же писатель. Вот, например, к каким выводам приходит в романе Лимонова про «Иностранца…» «дух Ленина», беседующий со Сталиным.

С этим потусторонним «ленинским» резюме полностью соглашается и сам автор, «полуприкрывшийся», как он признается, «именем Индиана Ивановича» — главного персонажа романа, в котором описываются события, непосредственно предшествующие развалу СССР.

«Интеллектуалы, вдохновленные ораторы, теоретики…» – как там, Ильич? – «загубили бы Древо в несколько лет…» «ВОТ И ГУБЯТ…» — сказал себе Индиана и заторопился прочь с площади…».

………………………………

…От такого огульно уничижительного и мизантропического литературоведения, от такой беспомощной историографии и от такой безвкусицы, но с многозначительной аллюзией, то есть с намёком на известный мировой киношедевр при выборе в только что процитированном мной романе фамилии главного персонажа, вот уж и в самом деле скулы сводит.

Так что не стоит обольщаться…. Лимонов берёт тёмного обывателя, как он выражается, «за яйца» не только своим бесспорным художественным талантом, но ещё и скандальными, геростратовскими претензиями к знаменитостям, непрерывным эпатажем, натурализмом в описании разного рода непотребных сцен и многоязычным матом.

Например, в своей «Книге мертвых», о которой в аннотации было сказано: “По-настоящему злобная книга”, Лимонов, вспоминая приставленного к нему охранника – 29-летнего Костю Локоткова, верой и правдой служившего ему, но погибшего при странных обстоятельствах, мимоходом оповещает весь мир о некоторых подробностях их взаимоотношений.

После такого стыдливого и пророческого по отношению к ещё никому неизвестному Клинтону признания, читатели вправе потребовать от нашего метра, чтобы он честно и подробно рассказал ещё о чем-нибудь в таком же роде. Скажем, — о том, как он ходит в сортир, и каким пальцем при этом предпочитает вытирать задницу? Может, такое откровение тоже сойдет за высокую, новаторскую литературу, а заодно и спасёт Россию?

Э. Лимонов о путях к «хорошей жизни»

В небольшом «тюремном эссе», с многообещающим названием “Речь о «хорошей жизни»” писатель, находясь за колючей проволокой, рассказывает нам о том, какой была обманной идеология хорошей жизни по Гайдару, и какой она стала скромной, но с претензией на справедливость после дефолта 98 года. (См.: Лимонов, Эдуард. Русское психо. – М. .: Ультра. Культура, 2004, с. 147-154).

В этих рассуждениях больших откровений для меня, разумеется, нет. Но мне всё же показалось интересным узнать, какие конкретные «пути» нам в этот раз укажет знаменитый публицист и писатель. Мы только что видели, как он безуспешно пытался развенчать признанных литературных авторитетов, а заодно и христианство с его гуманистической моралью. Делал он это, как я понял, прежде всего, с целью, лишний раз убедить себя самого и определенную часть молодёжи, слепо идущей за ним – «матёрым человечищем», в истинности его крайне сомнительных и социально опасных выводов. Сводятся же они к тому, что, мол, для «Великого человека» и подлинного «героя», что бы ни утверждал Достоевский и прочие российские классики, «всё дозволено», и что, мол, «сила и есть высшая справедливость».

Выяснилось, что и в рассуждениях на тему российского переустройства Лимонов остается верен этим своим двум основополагающим постулатам. Правда, его непрофессионализм на чужом – политэкономическом и политологическом – поле становится намного заметнее.

Но вот тут-то мы позволим себе решительно не согласиться с уважаемым публицистом и с самым известным в России скандальным литератором-политиком-практиком…. На кого рассчитан весь этот его «зэковский» бред, это откровенное безумие?… Мрачный оптимизм и развесёлый пессимизм, вследствие, очевидно, мозговой завшивленности…. Юродство и вычурная гапоновщина только с обратным вектором направленности…. Навязчивая идея очередного русского апокалипсиса…. Провокационная историческая бесшабашность проигравшегося дотла в карты и от скуки публично сводящего счеты с жизнью с помощью «хренового», но «веселого», коллективного и короткого экстремального существования, означающего, на самом деле, добровольное массовое самоистребление «на глазах у всего изумлённого человечества», как однажды удачно выразился Гоголь….

Нет уж, увольте-с. Жизнь при Путине с его опричниками покажется раем, по сравнению с теми джунглями и зоологией, которые торжественно и откровенно обещает российскому народу литературный хулиган и принципиальный политический маргинал, призывающий, тем не менее, все протестные силы к объединению во имя-де «революции», за которой, уж в этот-то раз непременно последует непреодолимый катастрофический хаос, гибель нации и государства как такового. Вот это и есть то, практически, единственное, что в данной доктрине честно гарантируется.

Никакой поддержки красно-коричневым и прочим перевертышам от политики, в какие бы оппозиционные одежды они не рядились!

Трудно придумать «Яблоку» лучшего способа дискредитировать себя, чем сознательно участвовать в каких либо совместных акциях с политическими движениями типа НБП, откровенно смахивающими на тоталитарную секту. Такие альянсы для партии, диаметрально противоположной политической ориентации, смерти подобны. Особенно, если учесть нынешние российские условия…

Чтобы иметь более или менее точное представление о родословной этой партии достаточно уже одного факта, что исходная при её создании матрица была откровенно фашистской:

…Могут сказать, но ведь «нацболы» — это, мол, едва ли не единственная сила в России, которая своими акциями прямого действия, проводимыми на протяжении многих лет, сумела доказать свою дееспособность, оппозиционность, бесстрашие и самоотверженность в борьбе с зарвавшимися властями, несмотря на некоторую сомнительность собственных политических пристрастий. Поэтому закроем, мол, глаза на шершавость и агрессивность идеологии данного движения. В небольших, умеренных дозах, – могут убеждать нас апологеты и адвокаты красно-коричневых (именно в этом неблагозвучном, но очень точном термине – суть национал-большевизма) – она якобы способствует лучшей выживаемости общества. И, мол, мы уже сегодня, на примере того же Санкт-Петербурга, видим, как благодаря таким совместным действиям растёт массовость и накал социального протеста, доставляющего много хлопот действующему режиму власти….

С чем я соглашусь, так это с тем, что НБП – это действительно сегодня общепризнанный «законодатель мод» в новейших эффективных формах вовлечения молодежи в политику. Задача эта решается посредством «обуздания» тусовочной романтики, придания ей экстремальной пикантности путем политического её перенаправления в русло протестных выступлений против вроде бы вполне очевидных российских язв: полицейщины, произвола и безответственности властей.

Однако при этом нельзя упускать из виду следующее. У НБП это получалось лучше, чем у других, и до сих пор получается в силу ряда объективных и субъективных причин, «счастливо» совпавших именно с природой этой партии.

Во-первых, благодаря тому, что во главе этого, в основном, молодежного движения изначально встала пусть не совсем харизматичная, но всё же достаточно незаурядная и в то же время мятущаяся, неустроенная, с авантюристическими задатками, эклектичная личность, — довольно популярный на Западе и в России писатель, экстремал в жизни и в политике Эдуард Лимонов. Вечный – почти что – подросток с характерными для лиц такого возраста комплексами, привычками, взглядами, страхами, тревогами, переменчивыми и противоречивыми пристрастиями.

Вторым обстоятельством, способствовавшим заметному лидерству «нацболов» в молодежном протестном движении, является именно идеология НБП, от которой нас благодушно или с умыслом призывают абстрагироваться при обосновании необходимости создания сегодня единого протестного фронта, противостоящего авторитарному режиму Путина. Главный носитель и интерпретатор «нацболовской» доктрины – Лимонов. Вождь партии и в некотором роде – даже гуру, если иметь в виду жадно внимающее ему большинство рядовых членов НБП, то есть именно тех, которые, как говорит Лимонов, «идут впереди толпы». Он не только благословляет их «на гражданский подвиг во имя Отечества и грядущей революции», но и постоянно, как легко догадаться, в тех или иных вариациях внушает им, что «всё дозволено», что «сила — это и есть высшая справедливость».

А если при этом учесть, что «истинность» таких наставлений подтверждается ежедневной социальной практикой, навязанной обществу действующими властями и криминалитетом, то стоит ли удивляться явному лидерству в общероссийском протестном процессе молодых ультра – лево-праворадикальных нацболов. (Соответствующую статистику см. в книге Павла Данилина «Новая Молодежная политика 2003—2005. М.: Издательство «Европа», 2006, с. 233-248, 261).

Среди российских партий и движений, мало найдется таких, которые бы обладали идеологией подобной же убойной силы в отношении молодежной массы, вовлекаемой сегодня в политику. Идеологией, прямо скажем, от первого и до последнего слова демагогической, а в некотором смысле, – даже зоологической. Поскольку апеллирует она в основном не к разуму и логике человека, а к его мифологемам, социальным инстинктам и комплексам…. К его потребности в простых и ясных решениях…. К его нетерпению, тут же видеть результат своих протестных действий…. К его вышколенной готовности, «вдохновившись романтикой тюрем и уличной борьбы» (М. Журкин, http://www.nb-info.ru/nba/nba4.htm), выполнять едва ли не любой приказ своего лидера и старшего наставника, особо не задумываясь о последствиях.

При анализе «достижений» НБП важно адекватно оценивать общественную опасность болезненной заостренности идеологии этой партии именно на социальное неблагополучие в отдельных секторах социума. И, в первую очередь — в молодежной среде. Программа этой партии лживо и безответственно утверждает, что все нынешние беды страны можно победить лишь с помощью «Тотального Государства». То есть, – если рассуждать здраво, – победить, опираясь на зло, несопоставимо большее, чем даже нынешний путинский режим. Зло, которое в случае своего воцарения в стране исключает вообще какую-либо возможность протестовать.

Третьим обстоятельством, способствующим уверенному лидерству НБП в уличной демократии, является то, что акции прямого действия, к которым сегодня вынуждена прибегать даже так называемая «системная оппозиция», фактически вытолкнутая режимом на улицу, – это давно освоенная НБП форма протеста. Освоенная уже в силу одного того, что такие акции, – есть то единственное и убедительное, чем данное движение располагает в отсутствие у него какой-либо вразумительной позитивной программы преобразования общества в целом.

Конечно, общий накал протестного движения был бы значительно меньше, если бы действующая власть не способствовала его разрастанию своим вмешательством в партийное строительство и в избирательный процесс. Если бы она не подливала масла в огонь своими «реформами», как всегда, непросчитанными, и главное, несвоевременными и алогичными с точки зрения естественной последовательности осуществления предполагаемых преобразований….

Нам могут резонно указать на то, что, мол, с конца 2003 года НБП «последовательно выступает под либеральными лозунгами». Указать, правда, увязав при этом такие перемены исключительно с деструктивной деятельностью заграничных оппозиционеров Бориса Березовского и Леонида Невзлина, кровно заинтересованных в смене власти в России. (См., например: Павел Данилин, с. 178, 234).

На мой взгляд, в объяснении причин кардинальной смены лозунгов НБП всё же более точен Максим Журкин, на которого мы уже ссылались выше. В своей статье «Эволюция идеологии НБП», размещенной на антилимоновском НБ – портале, под названием «НБП без Лимонова» (http://www.nb-info.ru/nba/index.html) в разделе «Национал-большевизм против лимоновщины», этот «твердый» национал-большевик, указывая на вынужденность лимоновской НБП дрейфовать в своих партийных лозунгах в сторону демократии, отмечает следующее:

Вот так, с ностальгическими нотками комментирует метаморфозы НБП свой, всё понимающий брат – национал-большевик, но душой их не приемлющий.

В общем надо прямо сказать, что «либерализацию» идеологии НБП довольно резко осуждают в национал-большевистский среде: как в самой партии, так и за её пределами — в кругах, близких к дугинской «Евразии», «синонимичной», как там считают, ранней НБП….

Совершенно по-иному на эти «процессы адаптации к агрессивной среде» смотрят люди демократического склада. Многие их них не верят Лимонову, их не радует смена его политической кожи…

Непримиримую, например, позицию по отношению к НБП и к каким бы-то ни было тактическим альянсам с ней высказала Мариэтта Чудакова в открытом письме своему коллеге по ВГК Георгию Сатарову накануне конференции «Другая Россия», состоявшейся в июле прошлого года. (См. «Вместе с Анпиловым на конференцию придет Сталин…». – «Новая газета», №51, 10. 07. 2006; http://2006.novayagazeta.ru/nomer/2006/51n/n51n-s18.shtml).

Чуть меньше года до этого известный публицист Александр Подрабинек довольно резко высказался в адрес не только НБП, но и правозащитников, а также демократов, выступавших в защиту нацболовцев, приговоренных судом к неадекватно жестокой мере наказания за их протестные действия в связи со вступлением в силу 122-го Закона. Приведу фрагмент из его статьи «Крокодилы ищут друзей», в качестве примера достаточно информативной и вполне логичной аргументации недопустимости каких-либо союзов правозащитников и демократов с НБП:

Конечно, критика публицистом правозащитников несколько чрезмерна. Власти и суд явно превысили свои карательные полномочия по вполне очевидному делу, наказав весьма примерно тех, кто громче всех об этом безобразии заявил, и в то же время оставив в силе закон № 122, нанесший огромный финансовый и моральный ущерб государству и обществу в целом, и не отправив сразу же в отставку его проштрафившихся авторов. Кому об этом в первую очередь говорить? Ясно – правозащитникам.

Что касается НБП, то тут я полностью согласен с Подрабинеком: Демонстративная либерализация лозунгов данной структуры — это, может и вынужденная мера, но от этого суть НБП, а уж тем более её лидера, не изменится. Думается, что политик Лимонов в данном случае всего лишь применил свой испытанный, притворный и коварный «азиатский способ», описанный писателем Лимоновым в рассказе «Обыкновенная драка». (О нём я подробно говорил в первом разделе письма). Сегодня Лимонов пытается убедить всех, в том числе Вас, Григорий Алексеевич, лично, что-де НБП никогда, мол, не была фашистской партией.

Относительно остальных участников Другой России и её вождей много говорить считаю нецелесообразным. Тут всё давно уже ясно. Там собрался практически отработанный или основательно подпорченный материал, но, тем не менее, надеющийся на чудесную самореанимацию. Своей деятельностью эти люди лишний раз дискредитируют российскую демократию и так уже дышащую на ладан. Кроме того, изображая из себя мощный центр лево-правой оппозиции, они, попросту говоря, выступают в качестве самозванцев, представляющих якобы здоровые силы общества, способные спасти его. В этой незавидной роли они во всю свою хилую мощь подыгрывают власти, по-гапоновски провоцируют протестные силы и дезориентируют общество в целом, сея в нём политические иллюзии….

Выводы

1. Сегодня «Яблоко» активно маргинализируют четыре силы:

– власть,

– потенциальные, реальные и фантомные конкуренты из числа «бывших» (последние кусают больнее всех),

– прирожденные маргиналы, подобные НБП,

– внутренние неустойчивые «элементы», слишком нетерпеливые, недальновидные и недостаточно проникнувшиеся идеологией партии, либо, возможно, перепутавшие двери. Внутрипартийная демократия и самостийность – вещи абсолютно разные.

2. Компромиссы возможны и полезны только с теми, кто честен. Договариваться, например, о побеге из лагеря с зэком, который, наверняка, планирует тебя потом в тайге элементарно «схарчить» – безрассудно.

3. Майдан в условиях путинской России – это не революция, а её абортация. Пусть о ней и дальше грезят лондонские и внутрироссийские авантюристы.

Кандидат экономических наук
Владимир КОТЛЯРОВ
Новосибирск
5 – 11 апреля 2007 года