Кирилл Рогов

4 декабря 2002 г.

Сегодня можно уже вполне уверенно утверждать, что главные структурные реформы, декларированные путинской командой в момент прихода к власти и провозглашенные в программе Грефа, отнесены на следующий президентский срок.
Четыре монополии — МПС, «Газпром», РАО ЕЭС и ЖКХ, составляющие колоссальный нерыночный сектор российской экономики, — не будут реформированы до новых президентских выборов. При этом перспективы реформ выглядят сегодня даже более призрачными, нежели три года назад. Во всяком случае, тогда казалось, что в новой команде есть относительный консенсус насчет их необходимости и главного вектора.
Причина этого, в сущности, ясна. Если весной 2000 г. концепции реформ разрабатывали экономические теоретики, то после победы Путина на президентских выборах программа Грефа превратилась в правительственную (именно так тогда выражался премьер Касьянов). А это значило, что разработка реформ в большой мере перешла под эгиду самих реформируемых ведомств.
Две реформы — ЖКХ и РАО ЕЭС — сквозь пот и морок бесконечных дискуссий доковыляли до парламента. Однако в обоих случаях исполнительная власть, представляя свои компромиссные наработки депутатам, де-факто не имеет уже в отношении их консолидированной позиции. В результате обе подвергаются критике справа и слева. Слева — за то, что предполагают либерализацию потребительских цен. Справа — за то, что не дают гарантий создания конкурентной среды после этой либерализации.
Легко заметить, что эти дискуссии практически в точности повторяют главный спор начала 90-х: сначала либерализация, потом приватизация или наоборот. Не случайно, одним из главных идеологов сопротивления обеим реформам выступает Григорий Явлинский. С одной стороны, либерализация в условиях монополизации рынка ведет к тому, что менеджмент собирает монопольную ренту и, сконцентрировав капитал, перераспределяет собственность в свою пользу. С другой — как провести приватизацию в условиях фиксированных цен и отсутствия рентабельности (не той рентабельности, которая возникает в результате внутреннего перераспределения и обогащает менеджмент, а той, которая привлекает инвестора) , тоже непонятно.
Что касается истории реформаторских идей в отношении двух других монополий, то она выглядит еще более назидательно. После того как управление в результате сложных политических и силовых операций было перехвачено представителями путинской команды, и МПС, и «Газпром» оказались практически выведенными из орбиты правительственной дискуссии. Либерал-реформистская риторика была востребована, пока метила в прежнее руководство и служила политическим обоснованием его замены. А теперь чего по своим-то бить? Более того, если до смены менеджмента в обеих сверхкорпорациях постоянно подчеркивалось их богатство, то новое руководство монополий, напротив, усиленно популяризуют тему внутреннего кризиса и крайнего финансового неблагополучия. Что должно стать аргументом одновременно в пользу повышения тарифов и откладывания реструктуризации.
Иными словами, по мере того как реальные политические позиции команды Путина неуклонно укреплялись, политическая поддержка реформ внутри самой команды снижалась. Сегодня в ее политической риторике вопросы структурных реформ очевидно непопулярны. Неугасшую реформаторскую жилку олицетворяют для публики вместо реформ Грефа теперь реформы Козака. Тоже много интересных задумок.