Он кажется человеком из тени: один из самых продуктивных сценаристов, одна из самых интригующих личностей российского кинематографа, одновременно самая непубличная из его фигур.

«Быть знаменитым некрасиво!» — заявил Борис Пастернак, создав тем самым свой самый знаменитый «слоган». Арабов, только что получивший премию Пастернака, его, похоже, всерьез учитывает. Формально премия — за сценарий многосерийного телефильма по роману «Доктор Живаго». Неформально — за суть и пафос творчества.

Юрия Арабова не встретишь на светской тусовке в вечернем костюме с бабочкой и шелковым поясом. Униформа — джинсы, свитер. Москве он предпочитает деревню. Живет в режиме энергосберегающей лампы: душевный комфорт обеспечен автономностью существования. И она же гарантирует уединение, сосредоточенность, полную (на грани фанатической) поглощенность задачей.

Полноправный соавтор авторского кино Александра Сокурова, Арабов осваивает с ним вместе не просто разные временные пласты — разные пласты смысла. Сфера его занятий — словесность — исключает суету.

Повод говорить о нем — не 50-летие, случившееся недавно, не выход сокуровского фильма «Солнце» по его сценарию, не телефильмы по произведениям классиков, которые выходят в этом году, не новый роман, который скоро будет напечатан, не старый, за который он получил премию Аполлона Григорьева. Арабов — как феномен — сам по себе повод.

Он кажется баловнем судьбы — за что ни берется, во всем добивается успеха. Нашел своего режиссера, с которым сделал более десятка фильмов. Основатель собственной сценарной школы, заведует кафедрой киносценариев ВГИКа, во времена, когда труд талантливых сценаристов нарасхват.

Поэт, с юности пишущий стихи, оказался у истоков московского клуба «Поэзия», откуда вышли многие его известные сверстники. Прозаик, чьи книги, которые он пишет в перерывах между сценарной работой, оказываются на слуху, отмечаются премиями, всегда неожиданны. Даже с внешней, сюжетной точки зрения их ряд необычен: то «Юные годы Данта», то полуреальная история эпохи «Битлз» в Англии и СССР, то роман про средневековую секту флагеллантов, странно пересекающийся с нашими днями. Публицист, блестяще выступавший то в «Общей газете», то в «Искусстве кино». Создатель историософской книги «Механика судеб», в которой соединяет пути земной истории с небесным промыслом и личными судьбами Наполеона и Пушкина.

Арабов всегда делает только то, что хочет. И добивается успеха и признания именно потому, что не стремится к ним. Его успех — двойной: нечаянный и обеспеченный полновесностью личности. Вопреки иным критикам, негодующим на иронию или «неправильность» трактовки. Вопреки тем, у кого всегда наготове патент на историческую и художественную истину в последней инстанции.

Слышал, как один коллега на днях поливал новый фильм о Чайковском, снятый по арабовскому сценарию, где тот якобы низвел гения до своего ничтожного уровня. Хотя давно известно, что Петр Ильич действительно был не самым легким и простым для окружающих человеком; тому много свидетельств, включая собственные дневники Чайковского. История культуры давно зафиксировала: именно на таком парадоксальном несовпадении, дара и личного поведения, рождаются гениальные творения. И открыв реальный объем правды о творце, ни повредить им, ни умалить их невозможно.

«При главном, сомнительном

пусть, условии,

что едет лишь поезд,

а ты погружен в суесловие.

Просто куда-то ехать,

в неподвижности до истомы —

свойство нашего времени,

и я испытал его сломы.

Просто куда-то ехать с места

Пустое в город Порожнее,

скрывая в ладони сжатой

растаявшее мороженое».

Арабов многих раздражает. Чем больше делает, тем больше раздражает. И растаявшим в ладони мороженым, и тем, что едет и едет на поезде, который называется «Время», и при этом не вещает на каждой станции о пункте назначения, становясь в позу засланца вечности. Потому, трактуют вслед за пушкинским Сальери иные оценщики городских ломбардов, что гуляка праздный! А может, полагают, и фигляр презренный, что пародией бесчестит Алигьери…

Ленина он показал больным и увечным; над Гитлером недостаточно изгалялся; о битлах написал так, словно был рядом с ними в студии на записи «Вечера трудного дня». И пишет как хочет, а не как принято. Что хочет, а не то, чего ждут.

Как-то в разговоре Арабов заметил: созданные им биографии зачастую случайны — режиссер предложил, он, сценарист, «работник наемного труда», взялся. А на самом деле его куда больше волнует не судьба гения, а судьбы обычных людей, которые вынуждены жить рядом с ним. Именно они тянут гения на своей шкуре, расплачиваясь за его вклад в мировую культуру. Гений свое получает — и славой, и минутами высшей гармонии. А ближний, которому достается общество этого подлеца и себялюбца, ничего, кроме него, не видит. Именно через судьбы этих «овец на заклание» Арабов чаще всего строит сюжеты своих сценариев. Воздавая должное «неизвестным солдатам» огромной истории.

Фильм «Доктор Живаго», за сценарий которого Арабов только что получил премию Пастернака, никто не видел: он еще не снят. В отличие от старого американского фильма с Омаром Шарифом и недавнего английского, российский сценарист попробовал вычленить из романа драматическое действие и на нем построить будущий фильм, кое-что даже дополнив. Потому что знал: одной красивой музыкой и трепещущими березками поэзию пастернаковского мира, космос его романа русскому зрителю вряд ли передашь. Кому, как не поэту, понимать: роман «Доктор Живаго», отмеченный неврученной нобелевкой, в сущности, одно большое стихотворение. Для кино, а тем более телевидения, «чтение» подобной литературы невероятно трудно.

Некогда в книге «Механика судеб» Юрий Николаевич Арабов попытался вычислить по законам драматургического мастерства бытие Того, кто пишет сценарии земной драмы. Он предположил: Софокл, Шекспир, Господь Бог пользуются причинно-следственной связью, строя драматургию. И если знать законы движения пули, можно попробовать повлиять на ее траекторию. Остаться собой, не жертвуя ни лицом, ни судьбой.

«Побеждает экватор,

полюса постигает крах.

Северный — как луна…

Южный почти безлюден.

В черном небе размазан

чей-то блестящий прах.

В океан вмерзают осколки

лихих посудин

со стола путешествий

и тайн четырех стихий,

«Пионера» — подлодки, «Титаника»… Выиграет только пеший.

Голова Доуэля сочиняет

в уме стихи,

но не запишет и темечко

не почешет».

Юрий Арабов, трезвомыслящий поэт, романтичный философ, существует в среде, которую сам формирует. Он завоевал трудную свободу — делать что хочет. И отвечать за себя и свой способ жить.