Новая республиканская администрация пришла к власти в США убежденная в необходимости претворения в жизнь «унилитаристской» философии внешней политики. Это не было, как многие в этом обвиняют американцев, стремлением указывать всем, что делать. Но это явно было стремлением ни с кем не советоваться, что делать самим. Отсюда происходил и скептицизм в отношении эффективности в современном динамичном мире международных институтов и международных соглашений. Причем не только в области контроля над вооружениями, но и по более широкому спектру проблем от экологии до борьбы с отмыванием нелегальных доходов.

В отношении России эта тенденция дополнялась подчeркиванием значительно меньшего веса и значимости России в современной системе международных отношений, чем это было во времена Советского Союза.

Практические задачи создания антитеррористической коалиции, вставшие перед американской дипломатией после 11 сентября, заставили еe отказаться от многих заявленных в первые месяцы президентства Дж. Буша концептуальных постулатов. Выяснилось, что даже такая могущественная держава, как Соединенные Штаты, не может в одиночку обеспечить свою безопасность. Необходима кооперация с самыми разнообразными партнерами, с каждым из которых приходится выстраивать собственную систему договоренностей и компромиссов. Значение России как внешнеполитического партнера США оказалось существенно выше, чем это представлялось еще несколько месяцев назад, особенно в контексте военной операции в Центральной Азии, регионе, в котором у России сохранились существенные возможности, влияние и связи. Тактически, во всяком случае, США оказались весьма заинтересованы в конструктивном военно-политическом сотрудничестве с Россией.

Президент В. Путин предоставил США максимально возможное практическое содействие в проведении их операции в Афганистане. И было бы странно, если бы он поступил иначе. Может быть впервые в российской истории так сложилось, что кто-то другой делает за нас грязную работу. Обычно происходило наоборот. Разве мы не заинтересованы в ликвидации террористического гнезда исламских радикалов в нашем южном предбрюшьи? Разве мы не говорили сами более года назад о возможной бомбардировке лагерей террористов? И разве мы не отказались от этой затеи, осознав, что не способны еe эффективно осуществить. Так зачем же мы должны вставлять палки в колeса тем, кто взялся за выполнение этой задачи.

Тем не менее, несмотря на очевидный прагматизм выбора президента, он был встречен глухим недовольством значительной частью российской политической «элиты». Травма поражения в холодной войне и утрата статуса сверхдержавы породили глубокий и неизжитый психологический комплекс в коллективном подсознании российского политического класса. Для него США остались противником, в героическом противопоставлении которому выстраивались все мифы российской внешней политики. Этим пафосом дышат многочисленные пассажи о многополярности, борьбе с расширением НАТО, стратегическом партнерстве с Китаем, пронизывающие статьи политологов, доклады аналитических центров, официальные концепции и доктрины.

В этом иррациональном восприятии мира чуть ли не основной для нашей дипломатии оказывалась проблема членства Словении или, страшно сказать, Эстонии в НАТО. А планы США по созданию дорогой, по всей видимости бесполезной и абсолютно не угрожающей нашему потенциалу сдерживания игрушки в виде национальной ПРО воспринимались как Армагеддон, как последний бой сил Добра и Зла.

Естественно, что и новый президент отдал дань этим умонастроениям. В первый год президенства В. Путина создавалось впечатление, что основной целью нашей внешней политики было противодействие США по всем азимутам. Достаточно вспомнить нарочито оскорбительный разрыв соглашения Гора — Черномырдина, демонстративное посещение Кубы, попытки (заведомо бесперспективные) создания антиамериканской коалиции с Китаем и Индией, муссирование заведомо лживой версии о столкновении «Курска» с американской подлодкой и т. п., не говоря уже об оголтелом тоне нашей внешнеполитической публицистики.

Однако неизмеримо большая ответственность, традиционно лежащая в России на первом лице, не позволяла, видимо, слишком долго оставаться в мире комплексов и фантазий, столь милых сердцу российского политического истеблишмента.

В реальном же мире богатый Запад и его ведущая держава США самим фактом своего существования, конечно, представляют собой цивилизационный и психологический вызов России. На него можно отвечать по разному, только не следует путать его с военной угрозой, которой нет и не может быть в исторической перспективе для России на западном направлении.

А в реальности есть серьeзная военная угроза сегодня на Юге, а завтра возможно ещe более серьeзная на Востоке. А кроме того есть унаследованная от существовавшей в прошлом столетии сверхдержавы отсталая армия плохо вооруженных рекрутов, все боеспособные части которой скованы в одной мятежной провинции, а все доктринальные установки которой ориентированы на фантомную конфронтацию с тем же самым Западом.

Вот, видимо, в осознании этой геополитической реальности высшая власть продвигается значительно быстрее, чем большинство российского истеблишмента. За прошедшие полтора месяца высшие сановники, известные политики и комментаторы сделали многое, чтобы скорректировать, размыть и попытаться превратить в свою противоположность выраженную президентом 11 сентября позицию — «Американцы, мы с вами». В адрес США было высказано гораздо больше претензий, злорадства и негодования, чем в адрес террористов, убивших тысячи американцев и людей других национальностей, в том числе и более семи десятков российских граждан, о которых никто из политиков вообще не вспоминал.

Одни и те же люди убеждают нас, что злонамеренные США, во-первых, при первых же трудностях уйдут из Центральной Азии, оставив нас одних разбираться с талибами, а, во-вторых, они же навсегда останутся в этом регионе, вытесняя Россию из еe традиционной сферы влияния. А кроме того, взрыв 11 сентября, во-первых, является актом справедливого возмездия со стороны обездоленного и оскорбленного человечества, а во-вторых, американцы сами себя взорвали, чтобы укрепить своe мировое господство и столкнуть Россию с исламским миром.

Авторы, отягощeнные большими звездами, считают ниже своего достоинства задумываться над логической совместимостью своих доводов. Не генеральское это дело. Коллективным организатором и вдохновителем этой школы мысли стала газета, принадлежащая олигарху, торжественно заявившему, что В. Путин ещe до конца этого года будет отстранен от власти.

Более просвещeнная часть «элиты», не отрицая в принципе сделанного Москвой выбора в пользу антитеррористической коалиции, настойчиво ставит вопрос о «цене», которую Запад и прежде всего США должны за этот выбор заплатить России. Прилагаются соответствующие «прайслисты», в основном повторяющие друг друга (ПРО, расширение НАТО, реструктуризация долгов и т.д.), проводятся семинары и симпозиумы на тему «До какой степени поддерживать Америку?».

Представляется, что такая формулировка вопроса изначально задает неверную систему координат, заведомо искажающую перспективу нашего стратегического дискурса. Россия и ее долгосрочные стратегические интересы должны быть в центре наших рассуждений.

Новизна же ситуации, возникшей после 11 сентября, заключается для нас в гораздо большей заинтересованности Запада и прежде всего США в сотрудничестве, в том числе военном, с Россией. Поэтому правильно вопрос должен быть поставлен следующим образом — «До какой степени возможно вовлечь США в совместное с нами решение стратегических задач нашей безопасности?»

Удастся ли российской дипломатии использовать открывшееся окно возможностей для превращения тактической заинтересованности США в России в долгосрочное военно-стратегическое партнeрство? В этом контексте знаменательной представляется заключительная ремарка В. Путина в его заявлении от 24 сентября — «Мы готовы будем пойти и на более глубокие формы военного сотрудничества с США, если принципиально изменится характер отношений между нашими странами.»

Принципиальным изменением характера наших отношений может стать только одно — взятие взаимных обязательств по защите безопасности граждан, территориальной целостности и нерушимости границ друг друга. Установление такого рода союзнических отношений должно стать центральной задачей российской дипломатии, в контексте которой только более очевидной становится вся мелочность и надуманность традиционных «прайслистов».

Сегодня американские вооруженные силы активно участвуют в решении в том числе и одной из задач обеспечения безопасности России. Эту абсолютно новую для России тенденцию любая разумная дипломатия должна стремиться только закреплять.

Установление союзнических отношений будет означать и победу в чрезвычайно важных для нас дебатах о политике на Дальнем Востоке, идущих в США, той школы, которая говоря словами Т. Грехема, полагает, что «одна вещь совершенно очевидна — стабильность в Тихоокеанском регионе окажется под угрозой, если присутствие России в Азии будет ослабевать. Долгосрочные стратегические интересы США, да и большинства азиатских государств, заключаются в присутствии сильной, экономически процветающей России и Восточной Азии».

В очень непростом для России 21-м веке нам нужны союзники совершенно иные, нежели те «традиционные», к котором так привык наш военно-политический истеблишмент. Не кунсткамера отживающих свой век диктаторов, единственная стратегическая ценность которых заключается в возможности для облепивших ВПК посредников набивать карманы на торговле с ними оружием.

Нам нужны в качестве союзников сильные демократические государства, готовые разделить с нами ответственность за совместную безопасность. Как 60 лет назад нам нужны были в качестве союзников США и Великобритания

Источник: Андрей Пионтковский. Какие союзники нужны России?. «Kontinent USA», Ноябрь 2001 года