Жаль, что жизнь одна и коротка. Не успеваешь оценить связей. Полюбить не успеешь — глядишь, ушло время. Навсегда ушло, Жора! А ошибки, сделанные единожды, в какую-то миллиардную долю длины опыта, все преследуют тебя бессонницами и бесконечно повторяющимся, как фраза на заезженной пластинке, анализом того, что не удалось.

Боли не помнишь, но память о ней жива и тревожит.

Мог сделать — не сделал. Мог прийти — опоздал. Могли обняться и не расставаться — птица пролетела: испугала. Разрушилось.

Если б жизней было несколько, опыт собственной глупости и неисправимых неточностей можно было бы учесть. А так: А так надо полагаться на знания и конституцию души.

Ни в чьих смертях (слава богу) вины не знаю (разве что в других жизнях вина есть), а глядишь — ночь со своей плахой притащилась (голова уже лежит на подушке), замахнется ожиданием серого утра и казнит: вспоминай!

И вспоминаешь, молча причитая: за что?

За что? Тут же и зачитывает память приговор. За то. За ту. За того.

Сохраняй, Жора (мой тебе совет), хоть добрые намерения, раз не можешь делать добрые дела. Может быть, уберегут. Это ерунда, что ими выложена дорога в ад.

За добрые намерения, это правда, не награждают. А за злые, бывает, казнят. Недосуг в бойне выяснять, кто ее спровоцировал, а после не с кем выяснять правоту. Мертвые не слышат аргументов. И извинений не приемлют. Нечем.

Проигравшие и страдальцы ищут истину и спрашивают. Победившие обретают привилегию не отвечать. Историю вопроса тревожат те, от кого ответ на этот вопрос не зависит.

Одни мучаются бессонницей, другие спят, набирая силы, чтобы завтра обеспечить ночными кошмарами свежий человеческий материал. Не все, Жора, не все. Некоторые ворочаются по ночам, встают, пьют воду, курят, и эти обречены. Но на них надежда.

Ты тоже бродишь по Чистым прудам под луной, но совесть твоя чиста. Поэтому я и пишу. Может быть, тебя и не занимает, кто так беспокойно бодрствует.

Как будут спать эти ребята — понятно. Хорошо будут спать: преодолели опасность и страх смерти, умение показали, выучку, спасли многих:

Но те, кто не узнал, что они освобождены от опасности смерти, обретя ее; или московские Ромео и Джульетта, и другие Ромео, Джульетты, которые, с малыми детьми и взрослыми, догнали их на небесах, могут не дать заснуть некоторое время десятку офицеров спецназа (тоже немало для небольшой армии), сделавших свое дело, как им назначали. Да и черные ангелы смерти, убитые во сне, — женщины все-таки или там девки — не разбудят ли?

Тебя смущают, Жора, их зловещие наряды, театральные излишне, с сомнительными на вид проводками? Коробит, что рядом, в одной ограде? Да-да, понимаю. Но они ведь тоже заложники своего горя, своих идей, своих ошибок. И наших. И у них тоже есть дети. Или были. Или могли быть.

Одни собирались уйти из жизни, вознамерившись совершить зло. Другие собирались жить долго, может быть, полагая творить добро. Мертвы.

Разнообразные ответственные за наш покой люди, Жора, говорят о спасении репутации России и восхищаются блестящей операцией.

Да, мой друг, захват Театрального центра был проведен профессионально. Зал не был взорван, и ни один военспец, на обучение которого потрачено немало средств, как говорят, не пострадал. Но это было лишь начало операции, а конца ей и не видно.

Но и первый акт можно считать лишь относительно удачным. Не без тяжелых последствий она прошла для спасенных, то есть для практически живых. Тактики, разрабатывавшие штурм, практические исполнители, политики, освободившиеся от ответственности, и президент, сохранивший лицо, могут считать, если хотят, что все произошло лучше, чем они предполагали.

Но уже для родственников заложников, даже выживших, операция не столь хороша. Унижение людей, стоящих у больниц в неведении, бездарная организация медицинской помощи (я не о врачах, врачи-то делали больше, чем могли) сопоставимы с отвратительным куражом террористов, заставивших несчастную родню захваченных ходить с лозунгами.

Сомнительная часть — утраченные и сломанные жизни: Тот, кто хорошо спит в своей постели, легко забывает об этом, кланяясь и приседая в телевизионном эфире.

Погибшие в результате спасения не узнали, что потеряли. Они заснули вместе со своими захватчицами, и сон уравнял их. А жизнь была разной. Черные женщины не родились волчицами, они ими стали. Они обрели претензии на право распоряжаться не чужими жизнями по прецеденту, созданному не ими. Они могли быть селитрой и способствовать быстрому созреванию дынь и арбузов, а стали порохом.

У их отвратительного преступления — посягательства на не свою жизнь — есть соучастники: мужчины с двух сторон. Они живы и торгуют между собой:

Христос изгнал из Храма торговцев, а ведь они не продавали ни оружие, ни людей.

Волки и волкодавы в этой войне постоянно меняются местами. Одни коварно и страшно напали на наш мир, другие, рискуя собой, защищали его. В этот раз ситуация была такой. История этой войны знает и другие повороты.

Освобождение заложников стало причиной их смерти: Знаешь, Жора, что написано на могиле Мартина Лютера Кинга: <Свободен, свободен, наконец-то свободен>.

Этой ли свободы хотели сто двадцать (или больше) человек?

Путают ночные сомнения: вдруг наши публичные патриоты зря навалились своей государственной грудью на В.С. Черномырдина? Он, мне кажется, будет ворочаться в бессоннице, бесконечно повторяя: <Да ни хера не убыло величия у России оттого, что неловко, по-медвежьи, но сохранил столько русских жизней. А хотели бы действительно поймать и наказать бандитов - поймали бы и наказали>.

И В.В. Путин будет маяться, повторяя на свой манер известные слова того же Черномырдина: <Хотели, как лучше, а получилось, как всегда>.

Может быть, дорогой друг Жора, имеет смысл Владимиру Владимировичу оглядеться и заменить кой-какие плоды нации на ее цвет? Он есть. Мы не всех видели, но слышали о многих, кто профессионально, без копоти и рекламы старался развести беду. Поискал бы президент среди не зараженных цинизмом тех, кто скверно спит и мало врет. Нашлись бы. Не только в Питере.

И еще, дорогой друг Жора, поскрипывает ночная мысль: что это крупные специалисты по охране государства от людей, шпионы человеческих отношений намылились в губернаторы, разнообразные министры, представительства всех мастей, в банкиры и аналитики?.. Не является ли эта поступь опасной для общественного здоровья — не только потому, что по природе своей бессмертной профессии они призваны разрушать, а не строить, но и потому еще, что это сильно ослабляет высокий, как мы видим, профессионализм спецслужб?

Посмотрел я на наших силовых министров (и примкнувшего к ним министра здравоохранения) и понял. Нет, не является. Ибо — и эти замечательно хороши. Правда, желательно бы мышей ловить до, а не после. (Про мышей к слову.)

Бывало, взорвут негодяи дома в Москве или Волгодонске, а они после этого учения в Рязани проводят над живыми людьми.

Погибнет субмарина в районе маневров, а их, наших генералов-адмиралов, разведка с высшей достоверностью <находит> в качестве причины трагедии водоплавающую лодку потенциального союзника. Теперь, допустив проезд пятидесяти (!) вооруженных бандитов и захват чуть не тысячи человек в центре столицы, они нам хвастаются, что в Москве действует разветвленная сеть террористов.

Ну?!

Сколько вас, наших тайных и явных защитников, по переписи населения? Или все еще мало?

Каких нам еще открытий ждать от вас всех, милые вы наши? Ох, не дать бы себе забыть то, что помним. Роют они лихо — и закапывают в землю от народа все, что и без того знали. А на холмиках многочисленных могил с погребенной реальной, а потому опасной для них же информацией ставят таблички с истинными виновниками трагедий: <Гексоген>, <Некондиционная торпеда>. Теперь, верно, будет <Истощенный организм>:

Не знаю, как ты, Жора, а я ощущаю неловкость от не стесненного совестью поведения квалифицированного большинства депутатов, от беззастенчивого прожигания слов многочисленными телевизионными пошляками, истово отрабатывающими прикид и хавку, от пыльных речей, снисходительных и брезгливых, в отношении своего народа первых лиц (каково?!) ФСБ, МВД, МО, прокуратуры, от всей политической тусовки, для которой люди — лишь расходный и (к счастью, без участия власти) восполняемый материал: Как ловко им жить, милый Жора! Как очаровательно, что мы в массе своей так мало им досаждаем и так нетребовательны к себе. <Понимаем трудности, спасибо!>.

Может быть, правильно поднят вопрос о восстановлении памятника Эдмундычу. Пока что всякое глумление над адекватным (это, Жора, такой термин в психиатрии) населением носит беспорядочный и спонтанный характер. Необходим бронзовый идол идейного людоедства, чтобы, помолившись на него, с холодной головой и отмытыми деньгами заняться беспризорными, которых власть не идентифицирует с идущими вместе скинхедами и разного рода фанатами. Впрочем, они, может быть, как раз и охвачены заботой форейторов новой национальной идеи.

Вот, дорогой друг Жора, и утро пришло. Сейчас мысли начнут собираться в кучку, но нам это не важно. У бессонницы иная логика. Тебе она непонятна. Ты спишь хорошо: влезешь на трубу в подвале у слесарей, подоткнешь полосатый хвост под усатую морду и урчишь. У тебя свои проблемы, Жора: дикие собаки, разорвавшие нашу подругу Дусю, и цивилизованные люди, сломавшие тебе лапу кирпичом. Просто так. Была возможность.

Постоянный адрес статьи: Юрий Рост. Бессонница. («Новая газета», 4 ноября 2002 года)