Военная авантюра в Грузии, если она состоится, будет свидетельствовать о принципиальной неспособности путинского режима преодолеть свою родовую травму — чеченскую войну — и, более того, о его сознательной установке на маленькие победоносные войны как единственное средство своей политической легитимизации.
Президент В. Путин — блестящий коммуникатор. Заложенная в молодости хорошая профессиональная школа, почти трехлетний опыт общения на высшем уровне сделали свое дело. Он часто выглядит убедительнее своих коллег по <большой восьмерке>. На пресс-конференциях логичен, раскован, интеллигентен, в меру ироничен.
До определенного момента. Пока ему не зададут вопрос о Чечне.
Куда все исчезает? Он теряет самообладание, начинает кричать на корреспондентов, из каких-то глубинных пластов психики вываливаются невероятные <фамилии, адреса, явки>, <контрольный выстрел в голову>, <кто нас обидит, три дня не проживет> и тому подобное.
Юпитер сердится, потому что в глубине души Юпитер уже догадывается, что он не прав.
То, что вторая чеченская кампания зашла в тупик, что мы безнадежно проиграли ее в сознании чеченского населения, которое после всех бомбардировок и зачисток ненавидит нас гораздо больше, чем в сентябре 1999 года, что крови и ненависти накопилось с обеих сторон уже на несколько поколений вперед и войну надо немедленно заканчивать, — ясно уже, как показывают все опросы общественного мнения, большинству российских граждан.
Тому самому большинству, которое осенью 1999-го с энтузиазмом приняло миф о возрождении в Чечне Российской армии и о встающей с колен России, которую от победы к победе ведет решительный мачо, <мочащий в сортире> всех ее врагов.
Сейчас всем уже ясно, что армия в Чечне не возрождается, а разлагается, как любая армия, ведущая антипартизанскую войну, и сотни тысяч солдат, прошедших через мясорубку грязной войны, приносят кошмар этого разложения на улицы российских городов.
Человеку, пришедшему к власти на волне второй чеченской войны, мучительно трудно признаться в этих истинах самому себе. Для этого российскому полковнику Путину пришлось бы повторить политический подвиг французского генерала Шарля де Голля, который пришел к власти в 1958 году под лозунгом и осознал бессмысленность алжирской войны в 1961 году.
Гораздо легче продолжать обманываться самому и позволять обманывать себя собственным генералам.
Мы помним этих генералов, не вылезавших с экранов телевизоров осенью 1999 года. Они рвали на себе тельняшки, угрожая, что никому не позволят на этот раз остановить их.
Излюбленный генеральский миф заключался в том, что на прошлой войне их где-то остановили и куда-то не разрешили дойти и тем самым у них украли <победу>. На этот раз они прошли до грузинской границы и обратно несколько раз. Результат был тот же — бесконечный кровавый тупик.
Тогда родился еще один самообман, за который теперь цепляются генералы и их Верховный главнокомандующий: причина — в Панкисском ущелье, которое Грузия сама не контролирует, но не разрешает им туда войти.
Да, Грузия не контролирует ситуацию в Панкисском ущелье, но Россия не контролирует ситуацию во всей Чечне, судя по тому, что там происходит каждый день. Для общей военной ситуации в Чечне фактор Панкисского ущелья значим меньше, чем положение в любом чеченском районе. И что вообще могут там сделать наши военные, кроме того, что они уже столько лет делают в Чечне?
Разрушить несколько деревень, покрошить несколько сотен мирных жителей и, может быть, около десятка боевиков. Остальные боевики уйдут туда, откуда они в свое время беспрепятственно пришли, — в горы на территорию Чечни, прихватив с собой взявших оружие родственников тех, кто исчезнет в новых зачистках.
Бессмысленность этой авантюры с точки зрения перспектив чеченской кампании станет очевидной уже через три месяца, а не через три года. Но к тому времени будет безнадежно взорвана ситуация в Грузии с ее тлеющими сегодня абхазским и южно-осетинским конфликтами, в которые неизбежно будут вовлечены российские войска.
О чем-то очень похожем уже говорил когда-то герой Шекспира:

Впрочем, люди, собравшиеся на телевизионный военный совет в Кремле, меньше всего походили на шекспировских персонажей. Эстетически и постановочно сцена выглядела как дурная пародия на фильмы <Освобождение> и <Падение Берлина>: <Товарищ Жюков, подготовьте, пожалуйста, план операции>, <А что думает Гэнштаб?>. Сидевшие вокруг стола вчерашние третьестепенные чиновники, чей культурно-исторический багаж, видимо, исчерпывается просмотром подобных фильмов и чтением романа <Щит и меч>, подсознательно, с распиравшим их чувством собственной значимости тянулись к высоким в их понимании каноническим образцам.
Примитивна и попытка внешнеполитического обеспечения задуманной операции.
Дата ультиматума, его стилистика с бесконечными лукавыми ссылками на борьбу мирового сообщества с международным терроризмом означают одно: предложение Соединенным Штатам неприкрытой сделки. Мы не создаем вам проблем с Ираком в Совете безопасности, а вы разрешаете нам совершить невероятную глупость в Грузии.
Дж. Буш и Д. Рамсфелд, может быть, и были бы готовы принять такой подарок — этим объясняется молчание официального Вашингтона в течение полутора суток после ультиматума Москвы. Но при любом отношении к Эдуарду Шеварднадзе очень уж трудно вылепить из него Саддама Хусейна.
В конце концов и госдепартамент, при всей тактической привлекательности предложенной сделки, вынужден был процедить, что не одобрил бы российской военной акции в Грузии. Гораздо более резкой будет реакция европейского общественного мнения.
Военная авантюра в Грузии, если она состоится, будет свидетельствовать о принципиальной неспособности путинского режима преодолеть свою родовую травму — чеченскую войну — и, более того, о его сознательной установке на маленькие победоносные войны как единственное средство своей политической легитимизации.
Постыдно безответственное, трусливое и конформистское поведение <политической элиты>, снова выстраивающейся по всему спектру слева направо — от Зюганова до Хакамады — в верноподданническом патриотическом угаре.
Ломка от этого угара наступит очень быстро, и какая тогда новая доза потребуется нашему политическому классу, который привык посылать своих сыновей в американские университеты, а чужих — на кавказскую бойню?